очень нудно 
114 
Атос отыскал на небе Полярную звезду.
— Вот Большая Медведица, значит, там и Франция. Мы идем по ветру, и если он не переменится, мы попадем в Кале или в Булонь. Если шлюпка опрокинется, то мы настолько сильны и умеем так хорошо плавать, — по крайней мере пятеро из нас, — что сможем перевернуть ее, а если нам это не удастся, то будем держаться за нее. Наконец, мы находимся на пути между Дувром и Кале и между Портсмутом и Булонью. Если бы вода сохраняла следы проходящих по ней судов, то здесь пролегла бы глубокая колея. Я ни минуты не сомневаюсь, что днем мы обязательно встретим какое-нибудь рыболовное судно, которое нас подберет.
— Ну а если мы никого не встретим или, например, если ветер повернет к северу?
— Ну, это дело другое: тогда мы увидим землю только по ту сторону океана.
— Иначе говоря, умрем с голоду, — пояснил Арамис.
— Да, это весьма возможно, — отвечал граф де Ла Фер.
Мушкетон опять испустил вздох, на этот раз еще более грустный, чем первый.
— Мустон, — обратился к нему Портос, — и чего ты все вздыхаешь? Это становится скучным.
— Потому что холодно, сударь, — отвечал Мушкетон.
— Вздор! — заметил Портос.
— Как вздор? — изумленно спросил Мушкетон.
— Конечно. У тебя тело покрыто таким толстым слоем жира, что воздуху до тебя не добраться. Нет, тут что-то другое, говори прямо.
— Ну, если уж говорить прямо, так этот самый жир, которым вы восхищаетесь, и пугает меня.
— Да почему же, Мустон? Говори смелее, мы позволяем тебе.
— Я вспомнил, сударь, что в библиотеке замка Брасье есть много описаний путешествий и между прочим описание путешествия Жана Моке, знаменитого мореплавателя Генриха Четвертого.
— Ну и что же?
— Так вот, сударь, — продолжал Мушкетон, — в этих книгах описано много приключений на море, вроде того, что мы переживаем в настоящее время.
— Продолжай, продолжай, Мустон, это становится интересно.
— Так вот, сударь, в подобных случаях путешественники, измученные голодом, как сообщает Жан Моке, имеют ужасное обыкновение съедать друг друга, начиная с…
— С самых жирных! — воскликнул д’Артаньян, не в силах удержаться от смеха, несмотря на всю серьезность положения.
— Да, да, сударь, — отвечал Мушкетон, немного растерявшись от этого неожиданного смеха, — и позвольте мне заметить вам, что я не вижу в этом ничего смешного.
— О, вот пример истинного самопожертвования! Благородный Мустон! — сказал Портос. — Я готов биться о какой угодно заклад, что ты уже видишь, как тебя освежевали, вроде лося, разрезали на части, — и твой жирный окорок обгладывает твой господин.
— Да, сударь, хотя к этой радости, которую вы угадываете во мне, должен признаться, примешивается и печаль. Все же я не стану сожалеть о себе, если буду уверен, что умираю для вашей пользы.
— Мустон, — проговорил растроганный Портос, — если нам суждено когда-нибудь увидеть наш замок Пьерфон, то ты получишь в потомственное владение виноградник, который находится за фермой.
— И ты, конечно, назовешь его «Виноградником самоотверженности», — сказал Арамис, — чтобы сохранить в веках память о своем великом самопожертвовании.
— Шевалье, — вмешался, смеясь, д’Артаньян, — но ведь вы, разумеется, отведаете Мустона без особых угрызений совести не раньше, чем после двух-трех дней голодовки.
— Ну нет, — заявил Арамис, — я предпочел бы Блезуа; мы его не так давно знаем.
Пока друзья перебрасывались шутками, стараясь главным образом отвлечь Атоса от мрачных мыслей о только что пережитом, слуги все же чувствовали себя как-то не по себе, за исключением одного Гримо, который был уверен, что, как бы плохо ни пришлось, беда не коснется его головы.
Он не принимал никакого участия в разговоре, молчал, по своему обыкновению, и изо всех сил работал обоими веслами.
— Ты все гребешь? — обратился к нему Атос.
Гримо утвердительно кивнул головой.
— А зачем?
— Я греюсь.
Действительно, у всех других зуб на зуб не попадал от стужи, а у Гримо на лбу крупными каплями выступил пот.
Вдруг Мушкетон испустил радостный крик и высоко поднял над головой руку, вооруженную бутылкой.
— О! — ликовал он, передавая бутылку Портосу. — О, дорогой господин, мы спасены! В лодке есть съестное.
Он стал проворно рыться под скамейкой, откуда вытащил столь драгоценный предмет. Там оказалась еще дюжина таких бутылок, хлеб и кусок солонины.
114 
