очень нудно 
51 
И тут ван Берле увидел это убийство, заметил влажные останки луковички, понял дикую радость Грифуса и испустил крик отчаяния. В голове ван Берле молнией промелькнула мысль — убить этого злобного человека. Пылкая кровь ударила ему в голову, ослепила его, и он поднял обеими руками тяжелый, полный бесполезной теперь земли, кувшин. Еще один миг, и он опустил бы его на лысый череп старого Грифуса.
Его остановил крик, крик, в котором звенели слезы и слышался невыразимый ужас. Это кричала за решеткой окошечка несчастная Роза, — бледная, дрожащая, с простертыми к небу руками. Ей хотелось броситься между отцом и другом.
Корнелиус уронил кувшин, который с грохотом разбился на тысячу мелких кусочков.
И только тогда Грифус понял, какой опасности он подвергался, и разразился ужасными угрозами.
— О, — заметил Корнелиус, — нужно быть очень подлым и тупым человеком, чтобы отнять у бедного заключенного его единственное утешение — луковицу тюльпана.
— О, какое преступление вы совершили, отец! — сказала Роза.
— А, ты, болтунья, — закричал, повернувшись к дочери, старик, кипевший от злости. — Не суй своею носа туда, куда тебя не спрашивают, а главное, проваливай отсюда, да быстрей.
— Презренный, презренный! — повторял с отчаянием Корнелиус.
— В конце концов это только тюльпан, — прибавил Грифус, несколько сконфуженный. — Можно вам дать сколько угодно тюльпанов, у меня на чердаке их триста.
— К чорту ваши тюльпаны! — закричал Корнелиус. — Вы друг друга стоите. Если бы у меня было сто миллиардов миллионов, я их отдал бы за тот тюльпан, который вы раздавили.
— Ага! — сказал, торжествуя, Грифус. — Вот видите, вам важен вовсе не тюльпан. Вот видите, у этой штуки был только вид луковицы, а на самом деле в ней таилась какая-то чертовщина, быть может, какой-нибудь способ переписываться с врагами его высочества, который вас помиловал. Я правильно сказал, что напрасно вам не отрубили голову.
— Отец, отец! — воскликнула Роза.
— Ну, что же, тем лучше, тем лучше, — повторял Грифус, приходя всё в большее возбуждение: — я его уничтожил, я его уничтожил. И это будет повторяться каждый раз, как вы только снова начнете. Да, да, я вас предупреждал, милый друг, что я сделаю вашу жизнь тяжелой.
— Будь проклят, будь проклят! — рычал в полном отчаянии Корнелиус, щупая дрожащими пальцами последние остатки луковички, конец стольких радостей, стольких надежд.
— Мы завтра посадим другую, дорогой господин Корнелиус, — сказала шопотом Роза, которая понимала безысходное горе цветовода.
Ее нежные слова падали, как капли бальзама на кровоточащую рану Корнелиуса.
XVIII
Поклонник Розы
Не успела Роза произнести эти слова, как с лестницы послышался голос. Кто-то спрашивал у Грифуса, что́ случилось.
— Вы слышите, отец! — сказала Роза.
— Что?
— Господин Якоб зовет вас. Он волнуется.
— Вот сколько шума наделали! — заметил Грифус. — Можно было подумать, что этот ученый убивает меня. О, сколько всегда хлопот с учеными!
Потом, указывая Розе на лестницу, он сказал:
— Ну-ка, иди вперед, сударыня. — И, заперев дверь, он крикнул: — Я иду к вам, друг Якоб!
И Грифус удалился, уводя с собой Розу и оставив в глубоком горе и одиночестве бедного Корнелиуса.
— О, ты убил меня, старый палач! Я этого не переживу.
И действительно, бедный ученый захворал бы, если бы провидение не послало ему того, что еще придавало смысл его жизни и что именовалось Розой.
Девушка пришла в тот же вечер.
Первыми ее словами было сообщение о том, что отец впредь не будет ему мешать сажать цветы.
— Откуда вы это знаете? — спросил заключенный жалобным голосом девушку.
— Я это знаю потому, что он это сам сказал.
— Быть может, чтобы меня обмануть?
— Нет, он раскаивается.
— О, да, да, но слишком поздно.
— Он раскаялся не по своей инициативе.
— Как же это случилось?
— Если бы вы знали, как его друг ругает его за это!
— А, господин Якоб. Как видно, этот господин Якоб вас совсем не покидает.
— Во всяком случае, он покидает нас, по возможности, реже.
И она улыбнулась той улыбкой, которая сейчас же рассеяла тень ревности, омрачившую на мгновение лицо Корнелиуса.
— Как это произошло? — спросил заключенный.
— А вот как. За ужином отец, по просьбе своего друга, рассказал ему историю с тюльпаном или вернее, с луковичкой и похвастался подвигом, который он совершил, когда уничтожил ее.
51 
