очень нудно 
58 
Пассажиры, ворча и перешептываясь, принялись подниматься. Аспирин и Соболь держались чуток в стороне, но на зачатки бунта это не походило — во-первых, моя молниеносная идея с деньгами Бернштейна, несомненно, работала, во-вторых, не те были они люди. Соболь, правда, обиделся, когда я попросил его отдать одно из ружей снайперу, но успокоился, когда тот углядел в кустах кабана и без лишних слов завалил. Кабан был глупый, молодой и скорее всего удрал бы сам от нас без памяти, но в целом направленность действий снайпера мне нравилась. Соболю тоже.
Капитану Заяц я отдал свой пистолет. Ерунда, конечно, пистолет в Зоне — оружие всегда сомнительное, но если она и в самом деле оперативный работник… Шмальнет хотя бы ради сигнала. Баба в любом случае бойкая.
Хорошо, что нам попадалось крайне мало аномалий. «Жадинки» я чуял, пару «трамплинов» мы обошли, «жарку» завидели совсем уж издалека… даже болты раскидывать пока не приходилось. Но и забот хватало и без болтов с аномалиями.
Я лишний раз вспоминал светлые времена, когда мы шли в Зону. Как я недоумевал — что ж все так хорошо у нас складывается, даже если учитывать историю с розовой мерзостью в брошенном танке и сломанную ногу Бармаглота. О Бармаглоте и его нынешней судьбе я, старался не думать, зачем забивать голову без толку — придем к месту схрона, там все и увидим.
А сейчас все шло наперекосяк. То есть если бы мы двигались обычным составом, больших проблем не возникло бы — да, мутная местность, но на то и щука в пруду, чтобы карась не дремал. Однако с нами шли люди, совершенно несведущие и окружающей обстановке, и все вокруг представляло для них опасность.
От липкой паутины приходилось уворачиваться на каждом шагу. От движения она не разлеталась в стороны, как положено нормальной паутине, а, наоборот, словно бросалась навстречу. Приходилось двигаться плавно, как в балете. Она, конечно, не страшная, паутина эта. Даже если вляпаешься в нее. Коже от нее ничего не будет — серый налет только, и тот отмоется через пару дней. А вот если на одежду попадает — то это насовсем. Некоторым ничего, даже нравилось — этакие причудливые рисунки. Но мало ли? Может, эти рисунки спустя пять лет тебе аукнутся. Пока с ними ничего не происходило, правда. Сталкеры даже поначалу куртки с этими паутинными разводами сдавать пытались как хабар. Потом перестали — невыгодно выходило. Да и ученые к ним быстро интерес потеряли: вроде как состав этих разводов паутинных выяснили — ничего особенного, в промышленности давно примерно таким же пользуются. Вот народ и плюнул на это; но некоторые юнцы даже гордились — мол, Зона тату нанесла. Ну, молодцы, паутина эта не в самых ходовых местах встречалась, так что было чем гордиться. Те, кто поопытнее, тоже спокойно к паутине относились.
Дальше стало хуже. Промозгло стало, холодно. Под ногами мерзко чавкало, с деревьев уже не паутина свисала, а «сопли» довольно противного вида. Такие нам уже попадались в начале пути — хотя, может, это вовсе и не само по себе, а просто после местных дождичков паутина такой становится? Черт ее знает.
Утешительно только то, что «сопли» висят неподвижно, не так трудно их миновать. Молодой поросли вот не повезло — «сопли» целиком опутывали деревца с макушки до корней. Похоже это было на какие-то гигантские сморчки сизого цвета. Еще немного — и начнешь себя ощущать ничтожным муравьем из старинного мультика: «Мне бы домой, мне бы домой…».
Воняли эти сморчки, кстати, так, что в глазах начало слезиться. Совсем не грибами. Ужас был в том, что дальше этих сморчков становилось все больше, а в некоторых местах они все соединялись между собой теми же «соплями». Еще немного — и из этой гнили не выберешься.
Я, как мог, орал пассажирам, чтобы ничего не трогали и ни во что не влезли. Справедливости ради, никто никуда пока и не влез. Читали, видать, книжки, смотрели фильмы, документальные и художественные, потому боялись. Больше всего я волновался за детей — мало ли, схватят что-нибудь из любопытства. Но детям, наверное, оказалось достаточно вынужденной посадки, и настроения шалить и изучать окружающий мир у них не имелось.
Я уже запомнил их имена: Ирочка плюс Боря и Сережа. Ирочкина мамаша нам уже крови попортила возле самолета, но после вела себя довольно смирно. Безропотно добыла себе одежду. Истерик после посещения самолета, полного трупов, не закатывала… Что, впрочем, странно — она же так туда рвалась, убивалась по мужу вроде, надеялась, что жив. А убедившись — успокоилась и забыла тут же? Не есть понятно. Может, шок, конечно. Что-то я о таком слышал, типа посттравматический шок — человек вроде как блокирует произошедшее несчастье в голове и ведет себя так, словно ничего не случилось. Ну да ладно, доберется живой до цивилизации — пусть там сама с врачами разбирается. По мне, лучше пока совсем ничего не помнит.
58 
