очень нудно 
88 
Дождь все так же барабанил по крыше: то размеренно, то словно кто-то наверху спохватывался и выливал дополнительное ведро. Завтра все развезет, подумал я, идти будет тяжело. Лишь бы прекратился… тепло-то оно, конечно, тепло, но переход под дождем всегда вгоняет в уныние.
Прислушиваясь к стуку капель, я незаметно для себя уснул. Размышления о тихом и спокойном будущем переползли в сны о нем же, и я очень разозлился, когда меня всё-таки разбудили. Мне как раз привезли по выгодной цене большую партию бумаги для ксерокса, и крик поставщика: «Вставай! Вставай, чува-ак!», пришелся совсем некстати.
— Вставай! — злобно тряс меня Аспирин. — Подъём, чува-ак! Они ушли!
— Кто? — Я вскочил. — Кто ушел?!
Снаружи было еще темно — я увидел это через открытый дверной проем. Дождь по-прежнему лил и нисколько не унялся.
— Пассажиры твои хреновы. И Пауля вроде увели.
Стряхнув с себя остатки приятного сна, я обнаружил, что Соболь стоит посередине помещения с ружьем в руках. Ни в кого конкретно он не целился, но все сидели, боясь пошелохнуться. Не хватало Бернштейна, злобной капитанши, одной из стюардесс (не Марины) и еще двух баб, имена которых я до сих пор даже не озаботился узнать. И Пауля.
— Почему меня не разбудили?! — заорал я.
— Я сам только проснулся. Мне Пауль говорит: «Спи, чува-ак, я тебя разбужу на смену». Я давай спать, — принялся объяснять Аспирин. — Спал-спал, чувствую, не будит меня Пауль. Проснулся сам, смотрю — дверь открыта, Пауля нет…
— Кто-то что-то видел?! — повернулся я к остальным. — Марина?! Офицер?!
— Я спала… — развела руками Марина. — Оля мне ничего не говорила…
— Я тоже спал. Хотя, если бы не спал, ушел бы с ними. Но меня не позвали. Видимо, теперь не доверяют, — мрачно пробормотал Воскобойников.
— Они, по ходу, Пауля взяли в проводники, — предположил Соболь, не опуская ружья. — Хорошо, что не перемочили всех нас спящими. Побоялись, наверное, что не осилят, если вскинемся.
Логично. Тихонько сговорились, взяли тех, кто изъявил желание, непонятно как скрутили Пауля и забрали с собой в качестве живой карты. Неужели у них имелось еще оружие? Хотя кто их обыскивал… Повелись, твою мать: гражданские, мирное население…
Я взял фонарь и молча вышел наружу. В мокрую и теплую темноту с недостроенного крыльца метнулась тень, но я не испугался, потому что опознал корявенькую псевдоплоть Скарлатину. Скарлатиной я ее решил назвать в память о героическом генерале — это был его термин: «скотина-Скарлатина». Да и обзывалась сама она именно так.
Луч света выхватывал лоснящийся от воды борт бульдозера с облупившейся краской, полусгнивший вагончик, косые струи ливня. Неподалеку лежал полусъеденный труп Толика, над ним хорошо поработала псевдоплоть, оттащив подальше от здания.
— Скарлотина! — приветливо, но с опаской вякнула Скарлатина. Она выглянула из-за «КамАЗа»-бетономешалки. Я показал псевдоплоти кулак, и скотинка тут же спряталась. Поводил лучом по жидкой грязи — ни о каких следах не шло и речи… Эх, Пауль, старина Пауль… «Спи иди, не мороси…». Вот и не поморосил. Ладно, еще не все пропало, в конце концов.
Я спустился с крыльца, поднял отгрызенную по колено ногу Толика и вернулся в укрытие. Все смотрели на меня с ужасом, я буркнул:
— Чего уставились?
И сунул мясо под брезент. Бюреры, видать, потому и суетились, что жрать захотели. «Тещу», поди, уже переварили давно… Из-под брезента отчетливо пахнуло дерьмом, подтверждая, что с пищеварением у карликов все в порядке. Ногу сильно дернули, втащили внутрь, и помещение огласилось клацаньем зубов и чавканьем.
Все вытаращились с еще большим ужасом, кроме Аспирина с Соболем и профессора. Еще Скунса, который спал, свернувшись клубочком у самого корыта, где было теплее всего.
— Их кормить надо, — пояснил я зачем-то, махнул рукой и принялся загораживать дверной проем шифером и досками, которые отодрала компания Бернштейна и Заяц.
— Мы что, остаемся? — уточнил Петраков-Доброголовин.
— А куда идти в темноте, да еще под дождем? Следов не видно, направление мы даже приблизительно не знаем, догнать их, стало быть, не можем. Утро вечера мудренее…
— Тогда я, пожалуй, посторожу, — предложил профессор.
— Милости прошу. И господин Аспирин с вами, — сказал я.
Остаток ночи прошел без чрезвычайных происшествий. Я даже ухитрился уснуть под все тот же непрекращающийся шум дождя и возню бюреров, которые то жрали, то ссорились между собой из-за свежей человечины. Писчебумажный магазин не снился — дрянь разная снилась. Когда проснулся, то понял, что уже староват спать на жестком бетоне, а еще очень хотелось горячего какао. Которого, понятное дело, под рукой не имелось.
88 
