155 
– Послушай, Плакса, – перебила его Азиль. – А ты точно уверен, что маэстро умер? Мы тут на днях узнали, что он, оказывается, жив, но где-то скрывается. Может, ты его встречал, но просто не узнал? Нам сказали, что он потерял руку, да и лицо очень пострадало…
– Ну что ты, – вздохнул ученик маэстро, откладывая гитару. – Я бы все равно узнал. Если не в лицо, то почувствовал бы, увидел иначе, как видят маги… Нет, Азиль, маэстро умер.
– Диего тоже так говорил, – кивнула локонами нимфа. – Но я все равно сомневаюсь. Если бы он был мертв, сон-проклятие сложился бы иначе, с этим все соглашаются. И ты, как маг, тоже должен бы это понимать… Ах, ты же, наверное, не знаешь…
– Знаю, – снова вздохнул Пассионарио.
– Тебе Диего рассказал? – тут же догадалась Ольга. – Вы же с ним друзья, он тебе, наверное, все рассказывал… А это у тебя его сережка, или они у вас просто одинаковые?
– Он подарил мне ее… На память… – заметался изобличенный вестник, проклиная себя за забывчивость. Снять не мог, недоумок! – Он… его послали в… другое место… и мы расстались… вот… Он подарил мне сережку на память, и попросил сказать тебе… и вообще… навещать, развлекать там, помочь, если чего…
Наверху что-то глухо стукнуло, вроде открылась дверь, и не успел товарищ Пассионарио обернуться, как что-то твердое и тяжелое, просвистев в воздухе, больно и увесисто огрело его по спине чуть выше поясницы, и дрожащий от негодования голос прокричал:
– Ах ты, конспиратор задрипанный! Ах ты, в ухо трахнутый плагиатор! Хрен тебе моржовый в задницу, бессовестный брехливый мерзавец… – и далее более полудюжины эпитетов, неприемлемых в порядочном обществе. Уличенный в плагиате вождь и идеолог застыл в ужасе, не решаясь обернуться и ожидая нового удара по спине. Перепуганное воображение моментально нарисовало ему призрак наставника, который отныне будет преследовать его всю жизнь и дубасить подставкой от пюпитра при каждой попытке присвоить себе авторство чужих произведений.
– Подарил я ему, наглый бесстыжий сукин сын! – продолжал разоряться за спиной возмущенный голос Кантора, чуть менее громкий и чуть более хриплый, чем обычно. – Не успел я умереть, как он уже напялил мою сережку и охмуряет мою девушку, засратый обкуренный козел, драный в задницу плешивым гоблином!
– Диего, что ты делаешь! – испуганно вскрикнула Ольга, подхватываясь с места и устремляясь к лестнице. – Зачем ты встал?
– А я должен был лежать? – продолжал разоряться Кантор. – Когда это позорное убожество корчит из себя великого барда, думая, что если воровать темы в других мирах, то этого никто не заметит?
Обалдевший Пассионарио медленно обернулся и тихо ахнул, увидев, как совершенно живой и весь перебинтованный Кантор виснет на перилах, пытаясь самостоятельно спуститься по лестнице.
– Любимый, ну зачем же из-за этого так психовать, – попыталась урезонить его Ольга, подбегая и подставляя плечо, чтобы он смог опереться. – Да фиг с ним, какая тебе разница, сам он написал, или нет? Стоило из-за этого так надрываться? Ты же мог упасть! Успокойся, пожалуйста. Пойдем, я отведу тебя в кровать.
– К хренам собачьим кровати! – проворчал Кантор, видимо, из последних сил. – Ты, засранец, подай мне палку! И помоги спуститься! Сидишь, хлебальник разинул, не видишь, даме тяжело?
– Кантор! – судорожно выдохнул Пассионарио, осознав, наконец, что перед ним действительно живой Кантор и что минуту назад его самым реальным образом перетянули по спине увесистой тростью. Он подхватил эту трость, без которой его воскресший соратник теперь не мог стоять и вис на перилах, и бросился вверх по ступенькам. – Кантор, ты жив! О, небо, какое счастье, ты жив!
– Спина! Мудак! – взвыл Кантор, вырываясь из его объятий. – Больно же, придурок! Уйди! Что ты ко мне целоваться лезешь, мать твою, извращенец, папин сын! Тьфу на тебя! Убери от меня на фиг свои слюни и сопли!
Любимый вождь поспешно отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от очередного удара трости, которую разгневанный Кантор, едва получив обратно, тут же поспешил пустить в дело. Промахнувшись по цели, бедняга чуть не загремел с лестницы, поскольку его по инерции занесло вперед, и едва устоял на ногах, успев вцепиться в Ольгу.
– Прекрати скандалить! – потребовала та. – И успокойся, наконец! Тебе же нельзя еще вставать!
– Можно, – упрямо возразил Кантор. – просто у меня не получается… Помоги мне дойти до дивана, я с вами немного посижу… Или полежу… Ты зачем зарисовался перед девушками, придурок? Хочешь, чтобы с тебя шкуру спустили за нарушение конспирации? И на кой хрен ты напялил мою сережку и врешь тут напропалую что попало?
155 
