9 
– Ладно, идите откуда пришли, – сказал он.
– Не могу. Я бы не пришел, если бы собирался уйти. Я человек очень упорный. Знаете того парня, который не хотел уходить и которого невозможно было вытолкать даже штыками?[2]
В общем, парень тут ни при чем, надо только усвоить, что он был моим предком. Я не говорю, что тут есть чем похвастать, но ничего не поделаешь. Вы увидите, от меня трудно избавиться.
– А мне плевать! – рявкнул инспектор.
– Хорошо, – ответил Кельвелер.
Он сел и принялся молча жевать. Главное, чтобы бутерброда хватило. Мало было доблести в том, чтобы раздражать этого сонного служаку, и все же это довольно забавно. Жаль, что он не настроен повеселиться. Каждый может придумывать себе предков, это не запрещается. А по части родни фантазия Луи была особенно богата.
В комнате стало тихо. Инспектор набрал номер. Старшего инспектора, разумеется. Теперь принято говорить «капитана».
– Тут один тип не желает очистить помещение… Да, может быть. Займись этим субъектом и, будь другом, сделай из него паштет… Не знаю… Да, конечно…
– Спасибо, – сказал Кельвелер. – Но мне нужен Паклен.
– Гражданство?
– Что?
– Вы француз, черт бы вас подрал?
Кельвелер неопределенно развел руками.
– Возможно, лейтенант Ферьер, очень возможно.
Теперь принято говорить «лейтенант». Инспектор качнулся вперед:
– Вы знаете мое имя?
Старший инспектор мягко, с угрожающим спокойствием открыл дверь. Он был невысок, и Кельвелер тут же воспользовался этим, чтобы встать. Луи был ростом метр девяносто, и ему это часто помогало.
– Выпроводи его, – сказал Ферьер, – только сначала допроси. Парень знает мою фамилию, умника разыгрывает.
– Вы пришли сюда для чего? Есть?
Что-то в глазах старшего инспектора говорило о том, что он не из тех, кто покорно подставляет спину под палку начальства. Кельвелер решил, что на этом можно сыграть.
– Нет, у меня к Паклену дело насчет свиной ножки в панировке. Вам нравится Паклен? На мой взгляд, он слишком суров, есть у него такой перегиб.
Инспектор на секунду задумался.
– Идите за мной, – сказал он.
– Не спешите, – отозвался Кельвелер, – у меня колено не гнется.
Луи взял пакет, они поднялись на второй этаж, и инспектор закрыл дверь.
– Вы знали Адамберга? – спросил Луи, сажая Бюфо на стул. – Жана-Батиста Адамберга? Небрежный такой? Интуиция и никаких правил?
Инспектор кивнул.
– Вы Ланкето? Капитан Ив Ланкето? Или я ошибаюсь?
– Откуда вы взялись? – настороженно спросил Ланкето.
– Из Рейна.
– А это жаба? Жаба обыкновенная?
– Приятно встретить человека, который в этом разбирается. У вас есть жаба?
– Не то чтобы… В общем, в загородном домике, прямо под порогом живет.
– И вы с ней разговариваете?
Инспектор помедлил.
– Бывает, – признался он.
– Тут нет ничего плохого. Мы с Бюфо часто болтаем. Он милый. Глуповатый, но от него нельзя много требовать, правда же?
Ланкето вздохнул. Он не совсем понимал, как ему поступить. Выставить вон этого парня и его жабу было рискованно: похоже, он много чего знает. Оставлять здесь бесполезно, он хочет видеть Паклена. Если он с ним не встретится, то будет продолжать бузить и сорить крошками по комиссариату. Но отправлять его к Паклену с этой историей про свиную ножку было также небезопасно, верная головомойка. Если только этот тип не попытается досадить Паклену, тогда игра стоит свеч, это послужит утешением. Ланкето поднял глаза:
– Вы не хотите доесть бутерброд?
– Я жду, когда окажусь у Паклена, это мое стратегическое оружие. Конечно, оно не всегда годится, для этого нужно быть голодным.
– Как ваша фамилия? Настоящая, я имею в виду…
Кельвелер пристально взглянул на инспектора. Если он не изменился и остался таким, каким его описывал Адамберг, то можно рискнуть. Хотя иногда под новым руководством можно войти во вкус, перегнуть палку и измениться. Кельвелер посмотрел ему прямо в глаза.
– Кельвелер, – ответил он, – Луи Кельвелер, вот мои документы.
Ланкето кивнул. Он слышал о таком.
– Что вам нужно от Паклена?
– Надеюсь досрочно отправить его на пенсию. Хочу предложить ему дело, от которого он откажется. Если согласится, что ж, тем хуже для меня. Если откажется, на что я рассчитываю, я справлюсь один. И если это дело к чему-нибудь приведет, я обвиню его в халатности.
Ланкето все еще колебался.
9 
