51 
Наконец, за вишневым тортом и последним графином вина, он сказал:
— Вы знаете, я никогда не спал ни с кем, кроме Зельды.
— Нет, я не знал.
— Я думал, что говорил вам.
— Нет, вы много о чем говорили, но не об этом.
— Об этом я и хочу вас спросить.
— Хорошо. Давайте.
— Зельда сказала, что по своему физическому устройству я не могу дать счастья женщине и это причина ее расстройства. Она сказала, что дело в размере. С тех пор как она это сказала, у меня душа не на месте, и я хочу знать определенно.
— Пойдемте в кабину.
— Какую?
— Le water[57].
Мы сходили, вернулись и сели за стол.
— У вас все в совершенном порядке, — сказал я. — Все нормально. Никакого изъяна. Вы смотрите сверху и видите в ракурсе. Пойдите в Лувр, посмотрите на статуи, потом идите домой и посмотрите на себя в зеркало, в профиль.
— Статуи могут быть не точны.
— Довольно точны. Большинство людей охотно с ними поменялись бы.
— Но почему она так сказала?
— Чтобы вас придавить. Это древнейший способ придавить мужчину. Скотт, вы просили меня сказать правду, и я мог бы сказать вам кучу еще всякого, но это чистая правда, и этого достаточно. Вы могли сходить к врачу
— Я не хотел. Я хотел услышать от вас правду.
— Так вы мне верите?
— Не знаю.
— Пошли в Лувр, — сказал я. — Он рядом, реку перейти.
Мы пришли в Лувр, он осмотрел статуи, но насчет себя еще сомневался.
— Важен не размер в спокойном состоянии, — сказал я. — Важно, каким он становится. И под каким углом. — Я объяснил ему, как воспользоваться подушкой и еще кое-что для него полезное.
— Тут одна девушка была очень мила со мной, — сказал он. — Но после того, что сказала Зельда…
— Забудьте, что сказала Зельда. Она сумасшедшая. У вас все нормально. Будьте в себе уверены и сделайте то, что хочет девушка. А Зельда просто хочет уничтожить вас.
— Вы ничего не знаете про Зельду.
— Ладно, — сказал я. — Оставим это. Вы пошли со мной обедать, чтобы спросить, и я постарался ответить честно.
Но он по-прежнему сомневался.
— Может быть, посмотрим картины? — предложил я. — Вы тут что-нибудь видели, кроме Моны Лизы?
— Нет настроения смотреть картины, — сказал он. — Я обещал кое с кем встретиться в баре «Ритц».
Много лет спустя, уже после Второй мировой войны, Жорж, теперь бармен в «Ритце», а во времена, когда в Париже жил Фицджеральд, — chasseur[58], — спросил меня:
— Папа, кто такой был Фицджеральд, про которого все спрашивают?
— Вы его не знали?
— Нет. Я помню всех людей того времени. А теперь спрашивают только про него.
— И что вы им рассказываете?
— Все, что им интересно слышать. Что им нравится. Что вам подать? Но скажите, кто он был.
— Американский писатель начала двадцатых годов и после; какое-то время он жил в Париже и за границей.
— Но почему я его не помню? Он был хороший писатель?
— Он написал две очень хорошие книги и одну не успел закончить, но люди, которые лучше всего знают его произведения, говорят, что и она была бы очень хорошей. Еще он писал хорошие рассказы.
— Он часто бывал в нашем баре?
— Думаю, да.
— А вы в начале двадцатых в наш бар не ходили. Я знаю, что вы были бедны и жили в другом квартале.
— Когда у меня были деньги, я ходил в «Крийон».
— Это я тоже знаю. Прекрасно помню, как мы познакомились.
— И я.
— Странно, что я совсем его не помню.
— Все эти люди умерли.
— Но людей же не забываешь, если они умерли, а о нем все время спрашивают. Расскажите мне что-нибудь о нем, чтобы я мог повспоминать.
— Расскажу.
— Помню, как однажды вечером вы пришли с бароном Бликсеном… В каком году? — Жорж улыбнулся.
— Он тоже умер.
— Да. Но его помнишь. Понимаете меня?
— Его первая жена замечательно писала, — сказал я. — Написала об Африке, наверное, лучшую книгу из всех, что я читал. Не считая книги Сэмюела Бейкера о притоках Нила в Абиссинии. Вставьте это в ваши воспоминания. Раз интересуетесь теперь писателями.
— Хорошо, — сказал Жорж. — Такого человека, как барон, не забудешь. А книга как называется?
— «Из Африки», — сказал я. — Блики всегда гордился книгами своей первой жены. Но мы познакомились задолго до того, как она написала эту книгу.
— А месье Фицджеральд, про которого меня спрашивают?
51 
