22 
— Дальше пойду пешком, чтобы у вас не было неприятностей из-за пассажира, — сказал он. — Мой пакет.
Я отдал ему пакет. Он потянулся к карману.
— Сколько я вам должен?
— Нисколько.
— Почему?
— Не знаю, — сказал я.
— Тогда спасибо. — Молодой человек не сказал «благодарю вас» или «премного вам благодарен» или «тысяча благодарностей» — ничего такого, что прежде было принято произносить в Италии, если вас снабжали каким-нибудь расписанием или объясняли дорогу. Он выбрал самую сухую форму — «спасибо» и подозрительно посмотрел нам вслед, когда Гай тронулся с места. Я помахал на прощанье рукой. Молодой человек был слишком горд, чтобы ответить. Мы двинулись дальше, в Специю.
— Такие юноши в Италии далеко пойдут, — сказал я Гаю.
— Двадцать километров он уже прошел с нашей помощью, — заметил Гай.
Завтрак в Специи
Въехав в Специю, мы стали искать, где бы перекусить. Улица была широкая, дома высокие и желтые. Мы двигались к центру вдоль трамвайных путей. На стенах домов красовались стандартные портреты Муссолини с горящим взором, под ними от руки черной краской было приписано: «Vivas!», из нижних точек обеих «v» краска каплями стекла по стене. Переулки бежали к гавани. День был солнечный, и по случаю воскресенья весь народ высыпал на улицу. Мощеные мостовые недавно сбрызнули, и в пыли образовались влажные канавки. Мы ехали, прижимаясь к тротуару, чтобы не мешать трамваям.
— Давай поедим где-нибудь, где попроще, — предложил Гай.
Мы остановились напротив двух ресторанных вывесок на противоположной стороне улицы, я купил газеты. Рестораны располагались дверь в дверь. Женщина, стоявшая на пороге одного из них, улыбнулась нам, мы пересекли дорогу и вошли внутрь.
Внутри было темно, в глубине за столиком сидели три девушки и старуха. За другим столиком, напротив, — матрос. Он не ел и не пил, просто сидел. Дальше, за ним, молодой человек в синем костюме что-то писал. Волосы у него были напомажены и блестели, он был очень элегантно одет и выглядел щеголем.
Свет проникал внутрь через дверной проем и витрины, где были выставлены овощи, фрукты, бифштексы и отбивные. Подошла девушка, приняла у нас заказ, другая встала в дверях. Мы заметили, что под домашним платьем у нее ничего нет. Пока мы читали меню, та, что принимала заказ, обняла Гая за шею. Всего девушек было три, и они поочередно выходили постоять на пороге. Старуха за столом в глубине зала что-то говорила им, и они снова подсаживались к ней.
В зале была еще только одна дверь, которая вела на кухню. Ее прикрывала занавеска. Девушка, принявшая у нас заказ, появилась из этой двери с блюдом спагетти. Она поставила его перед нами, принесла бутылку красного вина и уселась за наш стол.
— Ну вот, — сказал я Гаю, — ты хотел местечка попроще.
— А здесь совсем не просто. Здесь сложно.
— О чем вы говорите? — спросила девушка. — Вы немцы?
— С юга, — сказал я. — Южные немцы — добрые и славные ребята.
— Не поняла, — сказала она.
— Это что, местный обычай? — спросил Гай. — Я обязательно должен позволять ей обнимать меня за шею?
— Конечно, — сказал я. — Муссолини запретил бордели. Здесь — ресторан.
На девушке было цельнокроеное платье. Она навалилась на стол, скрестила руки на груди и улыбнулась. С одной стороны улыбка у нее была привлекательнее, чем с другой, и она старалась поворачиваться к нам лучшей стороной. Обаянию этой стороны способствовало то, что с другой на носу у нее из-за какой-то неприятности образовалась вмятина, как на теплом воске. Нос был очень холодный и твердый, только вдавленный.
— Я тебе нравлюсь? — спросила она Гая.
— Он в восторге от тебя, — сказал я. — Но он не говорит по-итальянски.
— Ich spreche Deutsch[8], — сказала она и погладила Гая по волосам.
— Поговори с дамой на своем родном языке, Гай.
— Откуда ты? — спросила девушка.
— Потсдам.
— Задержишься здесь хоть ненадолго?
— В этой прекрасной Специи? — спросил я.
— Скажи ей, что нам надо ехать, — сказал Гай. — Скажи, что мы больные и у нас нет денег.
— Мой друг — женоненавистник, — сказал я. — Закоренелый немецкий женоненавистник.
— Скажи ему, что я его люблю.
Я сказал.
— Заткнись и давай выбираться отсюда, — сказал Гай. Дама обвила его шею и другой рукой.
— Скажи ему, что он — мой, — сказала она. Я сказал.
22 
