149 
Ничего, кроме панели с кнопками этажей. Так почему бы не открыть ее, раз уж ты здесь? Отвертка оказалась совершенно бесполезной; винты, ввинченные в латунную крышку, были специально изготовлены таким образом, чтобы идиоты с обычными отвертками не могли вскрыть панель. Тут требовался инструмент, сделанный на заказ. Поэтому я подошел к панели с кувалдой, согнувшись в три погибели, чтобы суметь просунуть лом и отодрать крышку тремя энергичными рывками. Хотя я и ничего не смыслю в спутанных клубках соединенных концами электрических проводов, особенно в электропроводке семидесятилетнего лифта, я вполне способен распознать установленную на скорую руку миниатюрную видеокамеру с оптическим кабелем, налаженную для съемки через отверстие отсутствующей кнопки десятого этажа и соединенную проводами с силовой установкой лифта. У меня настолько замерзли руки, что я не решился отсоединить кассету с лентой от магнитной головки записи и привода, который перематывал пленку вперед. Чтобы согреть руки, я сунул их в карманы брюк и заметил, что механизм удерживает пленку с помощью подпружиненного рычажка; и как только я понял это, ничего не стоило засунуть туда отвертку и отжать рычажок. Пленка выпала прямо мне в руку. Я перевернул ее; на этикетке рукой Саймона Краули были выведены четкие печатные буквы: ПЛЕНКА 78 (ИСПОЛЬЗОВАНА ПОВТОРНО).
– Эрнесто, Ричард! – закричал я через черную дыру надо мной прямо в ночь.
– Тут мы!
– Начинайте все забрасывать в грузовик.
Газета никогда не закрывается. Никогда. (Она может скончаться, если владелец обанкротится и не найдется нового покупателя, но она никогда не закрывается.) Всегда может произойти что-то новое. Армии, перемещающиеся по ночам, землетрясения в Турции, убийства знаменитостей, все, что угодно. Если Бруклинский мост начнет рушиться в четыре часа утра, фотограф газеты будет там через десять минут. Высадив Эрнесто и старину Ричарда на их окраине, я поставил украшенный вмятинами фургон в редакционном гараже, как раз на месте, забронированном для финансового директора – толстого коротышки, который, как всем было известно, украсил свой дом на Лонг-Айленде восемью тысячами рождественских лампочек. Дежурный служитель гаража проснулся и выпучил глаза, а потом осторожно присел в своей будке, пытаясь понять, не убийцы ли это нагрянули. Я помахал ему рукой. Он выбрался из будки:
– Да вроде бы сегодня уже слишком поздно, мистер Рен.
– Всегда вроде бы слишком поздно.
– А вот в этом я с вами вполне согласен.
Наверху, в редакции новостей, в отделе, занимающемся городскими новостями, в облаке сигаретного дыма сидел Бобби Дили, склонившись над моделью самолета с пончиком во рту и приклеивая крошечное колесико к шасси. При этом вполне возможно, что некоторое количество клея попадало и на пончик тоже. Телефонная трубка была прижата к его уху, тем не менее он, по-видимому, больше интересовался трескучими, перекрывавшими друг друга голосами на его полицейском сканере. На одном экране перед ним прокручивались сводки «Ассошиэйтед Пресс», на другом беззвучно воспроизводился отчет Си-эн-эн. Рядом с наполовину законченной моделью самолета лежали коробка с пончиками и стопка завтрашних утренних газет. Увидев меня, он положил телефонную трубку.
– Ты весь в грязи.
– Я знаю.
– Расскажешь, в чем дело?
– Сейчас не могу.
– У меня найдется, чем тебя порадовать. У колов есть парень, который…
– Не могу.
– Торчишь на сюжете?
Я пожал плечами.
– Нужно что-нибудь?
– Да, один из твоих пончиков.
Я плотно закрыл дверь своего кабинета, смахнул почту со стула, вставил пленку в аппарат и перемотал ее.
Затем я нажал кнопку воспроизведения.
[Четыре человека в деловых костюмах стоят перед огромным складом под небом, затянутым тучами. Лето. Трое мужчин постарше, один помоложе. Молодой все время оживленно говорит и жестикулирует, остальные хранят настороженное молчание.]
Молодой: Здание все же достаточно вместительное для расширения. Пятьдесят восемь тысяч футов, то есть намного больше одного квадратного акра. Давайте войдем внутрь. [Он открывает дверь, и мужчины гуськом входят внутрь. Когда камера настраивается на другой световой режим, открывается внутренняя панорама ярко освещенного помещения, где установлены громадные чаны с водой, подводящими и отводящими трубами всех возможных диаметров. В центре два человека в оранжевых фартуках шуруют длинными шестами в одном из чанов. ] Пожалуйста, встаньте на голубой коврик.
149 
