очень нудно 
22 
С этими мыслями я допил свою порцию, а потом позволил себе еще одну. Это была уже пятая, а может, и шестая или даже седьмая. Мне случалось напиваться много раз, и я в большинстве случаев получал удовольствие, но никогда еще состояние опьянения не пробуждало во мне какой-то скрытой склонности к самоуничтожению; напившись, я не сажусь за руль, не выпрыгиваю из окон и не затеваю драки в барах. В пьяном виде я не способен на роковые поступки. Это означает не то, что я не ошибаюсь, а лишь то, что в свои самые ужасные заблуждения я впадаю, когда я не пьян, а когда, по-видимому, пребываю в ясном сознании. И вот теперь Кэролайн Краули, одинокая, красивая вдова, стояла передо мной, вцепившись в отчет о насильственной смерти мужа, и была, похоже, вполне готовой к объятьям, поцелуям и сладострастным совокуплениям, – тут моему мысленному взору явилась пара бомжей на улице, лихорадочно трахавшаяся на холоде, – в тот момент я предпочел вспомнить свою спящую жену, рука которой лежала на моей пустой подушке, и это воспоминание придало мне сил встать, впрочем заметно пошатываясь, и выговорить:
– Простите, Кэролайн, но ваш муж был убит или умер, или что там еще с ним произошло. Я представляю, какой это был ужасный удар, и мне кажется, что вы все еще не оправились от него. Я понимаю, мы весь вечер шутили, но позвольте сказать… позвольте мне только сказать, что если возможно за один-единственный вечер, всего за несколько часов, внезапно почувствовать определенную привязанность, то именно это я испытываю к вам, Кэролайн, и мне грустно думать о том, что это такое – потерять мужа. Каждую неделю, ну почти каждую, я разговариваю с людьми, которые только что потеряли кого-то, кого любили, и это всегда печалит меня, Кэролайн, это всегда… это всегда напоминает мне о том, что мы, все мы, что это все… можно потерять. Вы красивы, вам всего около двадцати восьми лет, и к вам непременно должно прийти все самое хорошее. Если бы я не был женат, я бы… нет, я – пас… быть может, лучше… сказать, что, возможно, вы разыскивали меня сегодня вечером, потому что посчитали, что такой наемный писака – обозреватель из бульварной газеты, как я, повидал чудовищное количество человеческих смертей и, следовательно, мог бы сказать несколько подходящих к случаю слов утешения или подать надежду на будущее. Но уверяю вас, – и тут мне захотелось коснуться пальцами ее щеки, всего лишь на мгновение, просто чтобы утешить, как я утешил бы собственную дочь, – я не гожусь для этого. Смерь, Кэролайн, озадачивает и ужасает меня точно так же, как любого другого человека. Я и в самом деле не могу сказать ничего путного в таком… в таком невменяемом состоянии… за исключением того, что я советую вам принять жизнь, продолжать рисковать и выйти замуж за вашего жениха, если он добрый малый, и верить, что не все потери невосполнимы, что жизнь в конечном итоге – прошу прощения, я очень пьян, – что жизнь действительно имеет… имеет какое-то подобие смысла.
Она ничего не ответила и только изумленно смотрела на меня, плотно сжав губы, а мне вдруг захотелось, чтобы теперь в ее изумлении больше не было веселости. Она молча наблюдала за борьбой, происходившей у меня в душе. Я встал и направился к двери, заставляя ноги следовать моим указаниям, а не своим прихотям. Она пошла за мной и, не говоря ни слова, помогла мне надеть пальто, а потом нацепила мне на шею шарф. Ну и красива же она была, прямо дух захватывало!
– Эх, Кэролайн Краули. – Меня качнуло вбок.
– Да?
– Все мужики скоты, и я вместе с ними.
Она улыбнулась, выражая несогласие, потом прижала теплую ладонь к моей щеке и, вздохнув, медленно поцеловала в другую щеку.
– Я позвоню тебе, – прошептала она мне прямо в ухо. – Хорошо?
– Хорошо, – промямлил я, понимая, что меня обвели вокруг пальца.
– Ты в порядке?
– Я… я… Кэролайн, я прямо заинтригован. Я просто… – Мои губы больше не слушались пьяного хозяина, а сам я, качнувшись, налетел на притолоку. Меня вдруг так развезло, что, видимо, предстояло взять до дома такси, а свою машину забрать позже. Я чувствовал себя полным идиотом.
– Но если, с другой стороны, – я едва выговаривал слова, – то, может, этого ты и хотела.
Через двадцать минут такси притормозило в центре, прямо у моей кирпичной стены. Я всегда вытаскиваю ключи, перед тем как открыть дверь, потому что, когда такси уезжает, улица погружается во мрак и к вам может подойти кто угодно и откуда угодно. Даже в стельку пьяный, я не забывал о параноидальной атмосфере Нью-Йорка. И только закрыв за собой на задвижку тяжелую калитку, я смог наконец расслабиться. Город остался по ту сторону стены. Но при чем тут были калитки, стены и засовы, если отныне Кэролайн Краули и история ее злополучного мужа, так странно встретившего свой роковой конец, навсегда вошли в мою жизнь?
22 
