очень нудно 
56 
– Не трудитесь, – сказал Хоббс. – Мы придумаем причину для вашего увольнения. Присвоение денег фирмы, к примеру. Или чрезмерное употребление спиртного на приемах! Можно затеять какой-нибудь грязный затяжной судебный процесс. Предложения и контрпредложения, адвокаты, исходящие слюной за мой счет, с одной стороны, и за ваш счет – с другой. – Мелодраматичность ситуации позабавила его. – Вы могли бы подать встречный иск за тяжебное беспокойство, или как это тут у вас называется, а потом мы сделали бы то же самое. И стали бы продолжать все это годами. Годами! Или пока у вас не кончатся деньги. Поверьте мне, это не такое уж трудное дело. Я, правду вам сказать, в прошлом году вел подобную игру в Австралии. Там один тип пытался пугать меня, и ему это вышло ох каким боком. – Выражение его лица стало сухим и холодным. – Мне кое-что известно о вас, мистер Рен. Так, например, мне известно, как трудно вам было бы отбиться от моих адвокатов даже с доходами вашей жены. Я знаю, сколько вы заплатили за тот дом с участком в центре Манхэттена. Да, довольно много. А дальше вы поступили очень умно, сэр. Вы получили заем под закладную, это делается с незапамятных времен. Вы, сэр, будучи образованным человеком, изучили циклы процентных ставок. Вы поступили вполне разумно. И вы перезаложили ваш дом в декабре 1993 года и попали в точку: у вас самые низкие в Америке за двадцать три года процентные ставки. Держу пари, вам это было на руку, и, судя по размеру ссуды по закладной, вы решили, что чем больше заемные средства, тем лучше. Весьма умно. Бьюсь об заклад, вы выкачали все до последнего пенни из этой недвижимости. Что же вы сделали? Заложили женины туфли? Заложили собаку? – Тут он откинул голову назад и от души расхохотался при мысли о суетных заботах такого ничтожного человечишки, как я. – У вас, сэр, закладная на пятьсот двадцать тысяч долларов! Потрясающая сумма! Вам нужно иметь пять тысяч долларов в месяц для уплаты процентов по ссуде. По моим расчетам, ваша зарплата уходит на дом, а зарплата жены покрывает все остальные расходы. И вы имеете наглость отходить от работы на три-четыре месяца? Думаете, банк будет прощать вам задержку платежей?
Я пожал плечами. Это все были пустые угрозы, и я до поры до времени готов был играть в эту игру. Лайза получала хорошую зарплату; в случае необходимости мы могли бы на нее жить. Можно было бы продать дом.
– Кроме того, мы можем просто сообщить вашей жене про ваши шашни.
Это меня испугало, но я потер глаза со скучающим видом.
– Или, возможно, обнаружилось бы, что ваша жена оперировала какого-то нашего знакомого и, к сожалению, не справилась с такой серьезной операцией; и тогда мы могли бы обеспечить заявление о преступной небрежности врача… – Он заметил, что я быстро взглянул на него. – Да, вероятно, именно это и послужит для вас мотивом.
Когда два человека сидят в комнате лицом к лицу, как сидели мы с Хоббсом, оба их отца тоже незримо присутствуют в ней. В 1940-х годах его отец основал и позднее развернул сеть газет в Австралии, и я знал, что Хоббс, будучи ребенком, сиживал на коленях у самых могущественных людей на континенте. А сам он изучал политические и финансовые науки. Мой отец, владевший двумя магазинами москательных товаров, был сыном фермера-картофелевода, на которого в 1947 году упал мешок с мышьяком. Дед надышался отравой – его легкие наполнились ядом – и так до конца и не оправился, неуклонно слабел и в конце концов лишился фермы, на которой вырос мой отец. Поэтому манерой поведения моего отца всегда было осмотрительное достоинство. Хороший человек, добрый человек, посвятивший себя сыну, выросшему без матери, но неспособный научить меня разбираться в таких земных материях, как деньги и власть, поскольку сам он не имел ни того ни другого. До чего же неприятно ему было бы видеть, в каком положении я очутился!
– Постараемся все же понять друг друга, мистер Рен, – продолжил Хоббс. – Я не стал бы впутывать вас в это дело подобным образом, если бы не был уверен, что вы способны выполнить мою просьбу. Я прочел ваше досье. Давайте будем откровенны. Вы – так и не добившийся успеха поденщик-репортер. В моих газетах в Англии, Австралии и здесь, в Штатах, работает около пятидесяти мужчин и женщин вроде вас. Мне знаком этот тип людей. Некогда честолюбивы и очень хороши для работы, требующей беготни. А теперь? Ну, что ж… гм! Теперь уже не так хороши. Измученные, делающие неплохие деньги… сколько мы вам платим? – Он опустил глаза на цифру, написанную на лежавшем перед ним листке бумаги, и пожал плечами; для него это были жалкие гроши, разовая выручка чистильщика сапог, пух от одуванчика. – У вас всегда наготове шаблонные грамматические конструкции и разные репортерские штучки, вы старательны и аккуратны, когда у вас хорошие новости, и умеете ловко подать что-то скверное; вы допоздна засиживаетесь на работе, желая удостовериться, что редакторы не перекроили вашу статью, сделав из нее нечто бледное и невыразительное. Мне это знакомо. Вы попеременно впадаете то в крайний цинизм, то в безоглядный энтузиазм. Вы испытываете подавленность, когда на вас кричат. Вы любите свою жену и детей, но каждый человек день ото дня стареет, и тут вдруг появляется женщина. Вы воображаете, что не завязнете в этом по-крупному. Но здесь вы ошиблись, мистер Рен. Вы не вполне владеете ситуацией. Я привязался к Кэролайн Краули. И вообразите себе мое восхищение, мистер Рен, нет, вы только представьте себе, какой восторг я испытал, узнав, что последним любовником Кэролайн Краули стал натасканный мастер журналистских расследований! И к тому же один из моих наемных работников! – На мясистом лице Хоббса изобразилось чрезвычайное наслаждение. – Так вот он-то и доставит мне эту пленку! Как я уже говорил, мистер Рен, я прочел некоторые из ваших статей. И знаете что? Вы были вполне на уровне… когда-то. Вы вызывали людей на откровенность, и они рассказывали вам то, что не говорили никому другому. В вас было что-то такое. И как знать, может, есть и теперь? Кто вы в свои неполные сорок лет? Слишком рано переходить в разряд конченых людей. Думаю, вам нужен шанс проверить свои силы. Когда-то вы дотягивали до планки, и теперь вам придется снова подпрыгнуть повыше, сэр. Для меня.
56 
