Последние отзывы

  79  

– Похоже, чокнутая.

– Вовсе нет.

Я недоуменно покачал головой, показывая, что считаю эту историю совершенно непонятной. Мы молча уселись. В семейной жизни выдаются такие моменты. Молчание представляло собой некую паузу, которую я мог бы заполнить объяснением. Начать сначала и рассказать Лайзе все об этом деле, и она выслушала бы. Пришла бы в ярость, но выслушала до конца, стараясь уловить оттенки слов и интонации, которые подсказали бы ей, как эта история будет развиваться дальше и что она собой представляет – мелкую проблему или катастрофу. Она уже по первой моей фразе поняла бы, к чему все идет. Она знала меня, как самое себя, и, по правде говоря, я ненавидел в ней это свойство. Любил, но и ненавидел. Я видел ценность супружества именно в таком взаимном понимании, но ясно сознавая, что, будучи понятым до конца, остаешься обнаженным, а мне не хотелось обнажаться перед своей женой.

Вместо этого я начал раздеваться.

– Знаешь, я больше не могу говорить о руках, – сказал я ей, – давай займемся другими органами.

Это сработало. Лайза, казалось, вздохнула с облегчением. Оказывается, ее мужу гораздо интереснее было трахаться, чем обсуждать какую-то психопатку. А ведь, если бы дело тут было нечисто, он, разумеется, просто не сумел бы притвориться, что все в порядке, да еще и заняться любовью со своей женой. Не такое же он чудовище!

А он-то как раз таков! А теперь – к постельной сцене: темнота, все накопившееся за день рвется наружу, предвкушение начала, застывшая где-то в глубине спальни далекая музыка тишины ночного города, ты первая или я – первый, решение начать, увертки и, наконец, начало. Мой отец и оба его старших брата перенесли операцию на простате, как в свое время и их отец. Операция, надо сказать, довольно мерзкая, и все они в результате хирургического вмешательства стали импотентами, а поэтому я терзаюсь опасениями, что и меня, по всей вероятности, ожидает та же участь. Возможно, я расскажу об этой частичной смерти моему сыну так же, как в свое время это сделал мой отец. Но, так или иначе, каждая ночь, истекая, приближала меня к неотвратимому, и поэтому я получаю удовольствие, когда и сколько могу, пока я еще достаточно молод, чтобы делать это с легкостью, ибо час наш близок, некая невидимая рука ложится сзади нам на шею и все сильнее начинает давить вниз.

– Ну, иди же сюда, – сказала Лайза.

Я на коленях подвинулся к ее голове, и она открыла рот навстречу мне. Через минуту или около того она просунула одну руку себе между ног. Пока она это делала, я изучал ее, вглядываясь в темноте в ее закрытые или полузакрытые глаза, и ничего не понимал. Я полагаю, что вначале она просто великодушно шла навстречу моим желаниям. Но со временем по тому, как Лайза каждую ночь настаивала на этом, я понял, что она наслаждается близостью, самой возможностью чувственно-грубого совокупления и подбирает для себя какие-то способы расслабления горла. Ей нравилось действовать и зубами, и она стремилась выяснить, с какой силой может кусаться, не причиняя мне боли. Она любила, когда мой член входил в ее рот и выходил из него, преодолевая сопротивление не только ее губ, но и зубов, и не получала удовольствия, если я не загонял его в нее с силой. Она, как правило, давилась, и я тут же давал отбой, но недвусмысленно охватывая рукой мой зад, она снова заставляла меня заталкивать член ей в рот. В результате я начал понимать, что, совокупляясь со мной, моя жена в такой же мере ведет еще и тайный диалог с самой собой, диалог, не нуждающийся ни в каких объяснениях. Диалог, который не требовал объяснений. Ей нравилось вести этот диалог, и найденный ею способ его ведения, по крайней мере, пока заключался в проталкивании моего члена как можно глубже в ее горло.

Теперь я гладил ее волосы, лоб, глаза, нос, ее губы, проводил пальцем по верхней губе. Я чувствовал, как натягивается кожа ее щеки, осязал короткую складочку в уголке ее губ, ощущал тепло ее дыхания через ноздри. Я понимал, что я, мужчина, всего лишь инструмент, на котором играет она, женщина, и находил в этом какую-то странную бесконечную свободу. Затем она издала низкий гортанный крик, ее рот наполнился приглушенным звуком, и я посмотрел на ее закрытые трепещущими веками глаза. Она выгнулась и обмякла. Ее глаза распахнулись, ничего не видя перед собой, и снова закрылись.

Потом она приняла свою любимую позу – на четвереньках, и после того, как я пристроился к ней, оперлась одной рукой о постель, а другую держала на своем лобке. У нее легко наступают оргазмы – пять, шесть, восемь, девять, и иногда я чувствую себя чем-то несущественным, хотя меня это не волнует. И какие бы мысли ни проносились у нас в головах – о детях, о других людях, о неприятностях, о деньгах, о прошлом – все это, к счастью, остается невысказанным; и этой ночью, полностью отдав себя, я рухнул рядом с ней. После такого кажется, что тебя окружает искренность, тепло и надежность.

  79