100 
— А знак? — спросила Алисия. — У Бенльюре повыше локтя был знак — stigma diaboli.
— Сатанинский заговор, — важно подчеркнула Мамен. — Ты должна была заподозрить, что и Бенльюре является членом секты, что он приехал в Севилью, чтобы вручить тебе ангела, может быть раскаявшись в связях с этой зловещей организацией. В нее же, разумеется, входили Нурия и Блас Асеведо. Ангела, который хранился у Нурии, я приобрела у наследников Маргалефа. Нурию я попросила отреставрировать его, но в строжайшей тайне — якобы чтобы сделать тебе на день рождения сюрприз. О соке, который принесла тебе Лурдес, я узнала случайно и тотчас заменила прежние таблетки на снотворное. И ты, конечно, связала свою сонливость с этим самым соком. О жульничестве Бласа я узнала от Альмейды. Позвонить ему и вызвать в лавку труда не составило — чего уж проще!
— Но ты еще изображала из себя Марису.
—Да.—Мамен начала подтаскивать тело Эстебана к нарисованному на плитах кругу, и на мраморе оставался яркий кровавый след. — Из твоих рассказов я сделала вывод: Эстебан начал подозревать, что за всей этой историей кто-то стоял, вернее, стояла. Мариса была знакома с Бласом и Альмейдой, поэтому она подходила мне идеально. Тогда я пробралась в твою квартиру и перевернула там все вверх дном, потом заглянула к Лурдес и представилась Марисой.
— Но ведь ты была в Барселоне, — выпалила Алисия и тут же раскаялась в том, что ляпнула такую глупость.
— Нет, детка, нет. — Старательные руки Мамен снова связали веревкой запястья Эстебана. — Я укрылась в гостинице, оттуда тебе и звонила. Ты думала, я в Барселоне, но я была здесь, в Севилье, дергала за ниточки. А в день моего якобы возвращения просто взяла такси, погрузила туда два чемодана и жуткую лампу, купленную рядом с твоим домом, и доехала до аэропорта. Ты отвезла меня домой и ничего не заподозрила.
Значит, вот как оно все было. Теперь еще очевиднее стала ее, Алисии, никчемность, она просто не способна жить без страха: а вдруг ее, как хрупкую вазу, неуклюжие руки сейчас разобьют на тысячу кусков, вдруг кто-то захочет переставить ее с середины стола на консоль и при этом непременно споткнется, зацепившись ногой за складку на ковре. Алисия зажмурилась и вдруг поняла: жизнь ее была сплошной ошибкой, она выстроила крепостную стену из привычек и ритуалов, чтобы защититься от терзавших ее воспоминаний, только вот не получилось остаться внутри вожделенного уютного садика, заповедного и очень скучного, не утешал он ее и не исцелял душу. Безобидная привычность домашнего обихода оказалась лишь занавесом, за которым происходили ужасные события. Равнодушные пепельницы, зеркало в ванной комнате, медленный ежедневный маршрут часов, но за циферблатом скрывалась иная реальность, более насыщенная и зловещая, более совершенная и мучительная, и она обладала той нестерпимой материальной плотностью, какая бывает только во сне. Ей вдруг почудилось, что ее самой, Алисии, на самом деле уже нет — ни за зелеными зрачками, ни в серединке измученного сердца, которое с каждым ударом стремилось вырваться из телесной клетки. Страх сокрушил ее, обрушился сверху потоком густой смолы, образовав заслон между ней — или тем, что она считала собой, — и жестоким, устроенным в форме лабиринта миром, который остался снаружи, — с уличным движением, телевидением, небом, усеянным звездами.
— Вчера кто-то хотел убить меня, — проговорила Алисия, сжав зубы. — Меня толкнули под автобус.
— Ах да, — бросила Мамен, словно вспомнив о чем-то. — Знала бы ты, на что способны некоторые люди ради жалких двадцати тысяч песет. Эту женщину я наняла на Аламеде, мне ее порекомендовал один человек, не важно кто, к нашей истории он касательства не имеет, — надо иметь друзей повсюду. Эта идиотка перестаралась: я велела ей одеться в черное и так далее, ради сценического эффекта, но толкать тебя под автобус — такое в мои планы не входило. Я ведь отлично понимала, что дело близится к завершению. Эстебан у Адиманты, ты ждешь от него новостей. Все шло точно по плану. И нельзя было допустить, чтобы ты хоть в чем-то меня заподозрила. Нападение той сумасшедшей выводило меня из-под подозрений. Когда ты сообщила мне по телефону, что Эстебан разгадал тайну текста, я кинулась к Нурии — мне нужны были ключи от церкви, именно от этой церкви. Да, я убила ее, хватило двух ударов — легкая смерть, без мучений. Потом я хотела подняться к тебе, взять пленку из автоответчика, но ты явилась сама — через окно. Это надо придумать — такой безумный акробатический номер! Короче, ты облегчила мне задачу. К тому же последние сомнения относительно смысла полученного текста исчезли, не напрасно же я столько времени потратила, читая и перечитывая толстенные труды по христианской символике. Нурия имела степень лиценциата искусствоведения, в ее библиотеке нашлась известная мне книга — «Символика христианского храма» Стриндберга. «В теле Сына Человеческого наступи на камень и иди на запад, посвяти девять шагов евреям, семь — латинянам, отними четыре шага у греков». Тело Сына Человеческого — это тело Христа, то есть церковь, любая церковь. Камень — алтарь, в каждой церкви имеется камень Бетель, Краеугольный камень, освящающий помещение. В давние времена священник чертил в главном нефе три линии, каждая обозначалась первой и последней буквами соответственно латинского, греческого и еврейского алфавитов. Три направления, три оси координат. Двигаясь к закату — то есть к выходу, я должна была сделать девять шагов в одном направлении, семь — в другом и отступить на четыре шага—в третьем. Так я и отыскала нужную точку, вон ту, где я начертила два круга и где сейчас принесу человеческую жертву, чтобы следом прочесть заклинание.
100 
