Последние отзывы

  134  

Это тоже было правдой, хотя я никогда не упоминал о том, что Луна (а иногда и селениты) губит добрую половину новоприбывших. Но вряд ли те, с кем я говорил, предполагали для себя возможность такой эмиграции, они думали только о том, как заставить или уговорить эмигрировать других, рассчитывая таким образом уменьшить перенаселённость и снизить свои налоги. А я держал язык за зубами и не упоминал того факта, что толпы полуголодных людей, которых мы видели повсюду, размножаются слишком быстро и что даже катапульты не смогут ничего поправить.

Мы могли обеспечить жильём, накормить и обучить даже миллион новоприбывших в год, но для Терры миллион был каплей в море, здесь каждую ночь зачинали столько младенцев, что их количество превышало указанный миллион. Мы могли бы принять гораздо большее количество переселенцев, чем найдётся людей, которые захотят эмигрировать добровольно… но если они вздумают заставлять людей эмигрировать насильно и пошлют к нам слишком много народу… У Луны только один способ вести дела с новичком: либо он не сделает ни одной фатальной ошибки, либо пойдёт на удобрение в туннели фермеров.

Значительная по размерам эмиграция могла означать исключительно увеличение процента смертности среди эмигрантов — нас, селенитов, было слишком мало для того, чтобы помочь каждому из них избежать ловушек, расставленных самой природой.

Но, как бы то ни было, больше всего проф говорил на тему о «великом будущем Луны». Я же говорил о катапульте.

В течение всех тех недель, пока мы ждали, что Комитет вспомнит о нас, мы исколесили множество земель. Поскольку организацией всех этих поездок занимались подручные Стью, единственным нерешённым вопросом оставался только вопрос о том, сколько мы выдержим. Я думаю, что каждая неделя из тех, что мы провели на Терре, укорачивала нашу жизнь на год, а для профа, возможно, и на больший срок. Но он никогда не жаловался и всегда был готов демонстрировать своё очарование на каком-нибудь очередном приёме.

В Северной Америке мы провели больше времени, чем предполагали. Дата принятия нашей Декларации Независимости — точно через триста лет после того, как произошло провозглашение независимости британских колоний в Северной Америке, — оказалась тем, что можно было использовать в качестве великолепной пропаганды, и нанятые Стью специалисты по обработке общественного мнения выжали из этого всё, что было можно.

Жители Северной Америки испытывают достаточно сентиментальные чувства в отношении своих Соединённых Штатов, хотя с тех пор, как их континент был «рационально обустроен» Федерацией Наций, это словосочетание уже практически ничего не значит. Раз в восемь лет они выбирают себе президента, хотя я не могу сказать, почему они это делают — а почему в Британии до сих пор имеется королева? — и хвастаются своим «суверенитетом». Понятие «суверенитет» имеет сходство с понятием «любовь» — оба этих слова имеют именно то значение, которое вы в них вкладываете. А на самом деле это просто слово, которое в словаре располагается между словами «пьяный» и «трезвый».

Однако в Северной Америке «суверенитет» значит ещё довольно много, а 4 июля — вообще магическая дата. Наши выступления были организованы «Лигой Четвёртого Июля», а Стью сказал, что ему не пришлось слишком сильно потратиться на то, чтобы заставить их зашевелиться, а уж когда дело набрало ход, они и вовсе не стоили ему ни гроша. Лига даже собрала деньги, которые могли понадобиться нам в других местах, — жители Северной Америки получают удовольствие от того, что дают кому-нибудь деньги, и их не слишком волнует вопрос о том, кто эти деньги получает.

В краях, расположенных южнее, Стью использовал другую дату. Его люди упорно насаждали сведения о том, что наш переворот произошёл 5 мая. Нас приветствовали возгласами «Cinco de Mayo! Libertad! Cinco de Mayo!»^[19]. А я-то думал, что они выкрикивают «кинь-ка мне денег»… Всю необходимую говорильню взял на себя проф.

А вот в стране «Четвёртого июля» я делал всё, что мог. Стью заставил меня отказаться от ношения на публике протеза моей левой руки и закалывать рукав костюма таким образом, чтобы никто не мог остаться в неведении относительно того, что вместо руки у меня культя. Был пущен слух о том, что руки я лишился в борьбе за свободу. Когда меня спрашивали об этом, я только улыбался и говорил: «Видите, что бывает, когда грызёшь ногти?» — а затем менял тему разговора.

  134