191 
Поэтому нас вновь заклеймили как убийц. Мало того, оказалось, что удары, нанесённые нами по водным пространствам, послужили причиной гибели миллионов рыб и множества рыбаков, поскольку рыбаки, как и все остальные, кто ходит в море, не пожелали обратить внимание на наше предупреждение. Правительство Индии взъярилось до предела, но, кажется, не столько из-за рыбаков, сколько из-за рыбы — а принцип святости любой жизни на нас, по-видимому, не распространялся. Они желали получить наши головы.
Африка и Европа отреагировали более сдержанно, хотя и абсолютно по-разному. В Африке на жизнь никогда не смотрели как на нечто священное, поэтому участь тех, кто отправился поглазеть на наши удары, не вызвала у африканцев особого сочувствия. В распоряжении Европы был целый день, который она потратила на то, чтобы уяснить себе, что мы действительно в состоянии попасть по тем точкам, которые выбрали своими целями, и что удары наших снарядов опасны. Там, конечно, тоже не обошлось без жертв — люди гибли в основном из-за тупого упрямства, проявленного капитанами некоторых морских судов. Но здесь, по крайней мере, не было случаев гибели целых толп пустоголовых болванов, наподобие тех, что имели место в Индии и Северной Америке. Бразилия и вся остальная часть Южной Америки отделались ещё меньшим числом жертв.
Затем вновь наступил черёд Америки — в субботу, 17 октября, в девять часов пятьдесят минут двадцать восемь секунд.
Майк так распланировал время, что нанесение первых ударов должно было произойти ровно в десять ноль-ноль по нашему времени, а принимая в расчёт путь, проделанный Луной за сутки по своей орбите, и вращение самой Терры, Северная Америка оказывалась повёрнутой к нам в пять ноль-ноль по местному времени её Восточного побережья и в два ноль-ноль по местному времени её Западного побережья.
Но в субботу рано утром снова возник спор о том, куда именно нам следует нацелить наши снаряды. Проф не созывал заседания Военного кабинета, но явились все, за исключением «Клейтона» Ватенабе, вернувшегося в Конгвилль, чтобы возглавить там руководство нашей обороной. Проф, я сам, Фин, Вайо, судья Броуди, Вольфганг, Стью и Теренс Шихан — и у каждого из нас было своё собственное мнение, не совпадающее с мнением других. Проф абсолютно прав — если собрать больше трёх человек, то прийти к какому-нибудь решению они будут не в состоянии.
Следует сказать, что мнений всё-таки было только шесть, а не восемь — Вайо помалкивала, проф тоже не высказывал своего мнения, он только выступал в качестве арбитра. Зато все остальные подняли такой шум, что можно было подумать, что спорят не шесть человек, а восемнадцать. Стью было всё равно, куда именно бить, важно только, чтобы в понедельник утром фондовая биржа Нью-Йорка оказалась открытой. «Во вторник мы продали девятнадцать различных видов обязательств по контрактам при игре на понижение. Если наш народ не желает обанкротиться раньше, чем успеет вылезти из колыбели, нам необходимо, чтобы все мои распоряжения о покупках ценных бумаг, покрывающих эти обязательства, оказались выполненными. Скажите им это, Вольф, заставьте их понять».
Броуди хотел использовать катапульту, чтобы с её помощью уничтожать все корабли, которые в ближайшее время покинут околоземную орбиту. Судья не имел ни малейшего представления о баллистике, зато он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что его бурильщики находятся на незащищённых позициях. Я не стал ввязываться в спор по той простой причине, что почти все имеющиеся у нас снаряды уже находились на орбитах с длинным периодом обращения, и очень скоро там же должны были оказаться и все остальные наши снаряды — я полагал, что дни старой катапульты уже сочтены.
Шини считал, что было бы неплохо повторно нанести удар по узлам сети, а один из снарядов нацелить прямиком на здание, в котором размещался Директорат Северной Америки. «Я знаю американцев, сам был одним из них, покуда они меня не выслали. Они страшно жалеют о том, что в своё время передали все бразды правления ФН. Нужно просто избавить их от этих бюрократов, и они перейдут на нашу сторону».
Вольфганг Корсаков отнюдь не был согласен с позицией Стью, он полагал, что их спекуляции окажутся более удачными, если все фондовые биржи будут закрыты до того момента, пока окончательно не определится, как именно будут развиваться события. Сама мысль об этом внушала Стью отвращение.
191 
