107 
Стоял солнечный день, лето было в самом разгаре. Девушка едва почувствовала, как острый осколок впился ей в запястье. Словно зачарованная, со странным чувством облегчения, она смотрела, как кровь вытекает из ее тела.
— Скоро, — прошептала она, опускаясь на скамью. — Скоро мы будем вместе, мой любимый Джослин.
Констанция перерезала себе вены на другом запястье и откинулась к стене. Одна ее рука лежала на коленях, другая — на подоконнике. Кровь тонкой струйкой сбегала по каменной кладке.
Теплый ветерок нежно коснулся ее волос, и Констанция улыбнулась. Однажды вечером они с Джослином пошли к реке и, проведя всю ночь на берегу в мягкой траве, вернулись в замок до того, как проснулись слуги. Это была ночь любви и страсти. Констанция помнила каждое слово из того, что ей шептал Джослин.
Постепенно сознание девушки затуманилось. Констанция чувствовала себя так, словно засыпает. Она закрыла глаза и улыбнулась. Солнце гладило ее лицо, ветер играл волосами, душа медленно покидала юное тело.
— Парень! Ты жив? — донесся до Джослина хриплый шепот. Юноша находился в полубессознательном состоянии, поэтому ему потребовалось некоторое время, чтобы понять обращенные к нему слова. Все в замке называли подземную темницу «ямой забвения», и она действительно заслуживала такого названия. — Парень! — опять раздался шепот. — Ответь мне!
— Да, — с трудом вымолвил Джослин. Наверху послышался вздох облегчения.
— Он жив, — заговорила какая-то женщина. — Обвяжись веревкой, и я вытащу тебя.
Джослин плохо понимал, что с ним делают. Женские руки помогли ему перебраться через край ямы и вылезти на прохладный ночной воздух — воздух, заполнивший его легкие, когда он впервые за много часов вздохнул полной грудью. У него в голове прояснилось. Едва ноги Джослина коснулись земли, он, преодолевая боль в задеревеневшем теле, отцепил веревку от крюка лебедки.
Перед ним стояли конюх и его толстуха-жена.
— Сладкий мой, — произнесла женщина, — тебе надо как можно скорее уходить отсюда. — И она направилась к конюшне. Ночная тьма сразу же поглотила ее крупное тело.
Каждый шаг возвращал Джослина к действительности. До встречи с Констанцией он никогда не любил, потому до сих пор не познал и ненависти. Сейчас же, медленно ковыляя к конюшне, он не отводил взгляда от темного окна комнаты Эдмунда. Он всем сердцем ненавидел Эдмунда Чатворта, лежавшего в этот момент в постели с его Констанцией.
— Ты должен побыстрее уходить отсюда, — вновь заговорила женщина, когда они добрались до конюшни, — Мой муж поможет тебе перебраться через стену. Вот, я собрала тебе кое-какой еды. Это помажет тебе продержаться несколько дней.
Джослин нахмурился.
— Нет, я не могу уйти. Я не могу оставить с ним Констанцию.
— Я знала, что ты не уйдешь, пока все не выяснишь, — печально заключила толстуха.
Она сделала знак Джослину следовать за ней, потом зажгла тоненькую свечку от свечи в настенном подсвечнике и повела юношу к пустому стойлу, где на куче соломы лежало чье-то тело, покрытое холстиной. Женщина медленно стащила холстину.
Сначала Джослин не понял, что она мертва.
Когда он впервые увидел Констанцию, она была точно такой же бледной и безжизненной. Юноша опустился на колени и обнял уже успевшее остыть тело.
— Ей холодно, — уверенно произнес он. — Принесите мне одеял, я должен согреть ее. Жена конюха потрясла его за плечо.
— Никакие одеяла в мире больше не помогут ей. Она мертва.
— Нет, ничего подобного. Так уже было один раз и…
— Не мучай себя. Из нее вытекла вся кровь. Ни капли не осталось.
— Кровь?
Толстуха подняла руку Констанции и показала Джослину ее запястье.
Некоторое время юноша молча смотрел на перерезанные вены.
— Кто? — наконец прошептал он.
— Она сама лишила себя жизни. Здесь нет чьей-либо вины.
Джослин перевел взгляд на лицо Констанции. Только сейчас он понял, что его возлюбленная мертва. Наклонившись, он поцеловал ее в лоб.
— Она обрела покой.
— Да, — согласилась женщина, облегченно вздохнув. Признаться, она боялась, что Джослин не перенесет удара. — А тебе надо уходить.
Внезапно Джослин поднялся и стремительным шагом направился к замку. Пол зала на первом этаже был застелен тюфяками, на которых спали дружинники. Юноша осторожно взял один из мечей, висевших на стене, и на цыпочках пробрался к лестнице. Он совершенно бесшумно поднялся на четвертый этаж.
107 
