Дом не выглядел обителью зла. Не похож он был и на тюрьму. Тут не было ни высоких стен, ни колючей проволоки, ничего такого, что могло бы натолкнуть на мысль о колдуньях и шабашах, и о женщине, которую всю жизнь держали в плену.
- Да, - ответила Дарси и сглотнула. – Это тот самый дом.
Неужели они сами не чувствуют, подумала она. Неужели они не ощущают зло, окружающее этот дом? Для нее зло было нечто, что она могла различать, как цвет. Нет, злоба была, скорее, похожа на язычки пламени, вырывающиеся из старого дома.
- Да, я уверена, - повторила она. - Адам, ты не должен идти туда. Ты не должен.
Она попыталась сдержать слезы, прозвучавшие в ее голосе, но не смогла. Дарси легко могла закрыть глаза и, пробежав пальцами по карте окрестностей Кэмвела, найти место, отвечавшее ощущениям, охватившим ее при взгляде на эмалевую миниатюру с портретом убитой девочки.
- Тебе приходилось делать это раньше, - проговорил Тейлор, пристально глядя на нее.
- Да, - ответила она в раздумье.
- Дарси, ты знаешь гораздо больше о своих способностях, чем показываешь кому бы то ни было, так ведь? – спросил ее отец.
- Да, - подтвердила она. – Просто я никогда не хотела знать, что я умею. Я никогда не хотела быть особенной, а тем более не хотела, чтобы об этом знали другие. Я никогда…
- Все хорошо, - сказал Тейлор, обнимая ее. Голова Дарси склонилась на его плечо. – Все хорошо. Когда это все закончится, мы поедем домой, и ты будешь жить со мной. У меня очень уютный дом и…
- Нет, - вмешался Адам. – Она поедет домой со мной.
- Мы поедем в Англию, - сказала Дарси отцу, отодвигаясь от него. – Адам обещал мне шестинедельное путешествие, - проговорила она через плечо, выходя из дверей гостевого домика.
- Если ты повезешь ее куда-нибудь до того, как на ней женишься, я тебя убью, - пробормотал сквозь зубы Тейлор Райберн Адаму, когда оба выходили из гостевого домика. Адам на это улыбнулся и ничего не ответил. По правде сказать, он был еще не готов осознать какие чувства питает к Дарси. Он знал, что никогда не встречал такой как она. И он знал, что она способна подобраться к нему так близко, как не удавалось еще никому. В отношениях с другими он с трехлетнего возраста замыкался в себе, как в защитной раковине. Коли на то пошло, никто не мог заставить его любить или ненавидеть. После того, как в нежном возрасте Адам был заклеймен этой злой женщиной, он словно запечатал себя, изолировав от любых чувств, как хороших, так и плохих. Но с тех пор, как он встретил Дарси, он мог смеяться. Он мог дразнить ее. Он мог думать о вещах, не связанных с темной стороной жизни. Она возбудила в нем желание делать ей подарки, показывать ей разные вещи. Он хотел показать ей мир. Он признался ей, что слонялся по всему миру, видел много всего и встречался со множеством людей. Но он никогда не испытывал радости от этих путешествий. Один старик однажды сказал ему: «Мальчик, думаю, ты очень упорно ищешь чего-то. Но я думаю, ты и сам не знаешь, ЧТО ты ищешь».
Слова старика, казалось верно, определили жизнь Адама. И он не знал чего ищет до того рокового летнего дня несколько лет назад, когда он наблюдал как его кузены играют в теннис.
Этот день и небрежно брошенное замечание толкнули его на путь, приведший сюда. Сюда, к Дарси, подумал он и улыбнулся, выходя из дверей вслед за Тейлором.
Дарси задела в Адаме такие струны, которых еще не касался никто, и ему хотелось дать ей что-то взамен. Он пытался заставить ее смеяться и несколько раз ему это удалось. Ее смех казался ему редким и ценным подарком. Ему хотелось защитить ее и…
И хотелось любить ее, подумал он с улыбкой. Она рассердилась из-за того, что он узнал про ее вранье о несуществующем сексуальном опыте, но ему нравилось, что она никогда не была с другим мужчиной. Ему нравилось, что она могла принадлежать ему и только ему. Но все это потом, напомнил он себе. Сначала нужно выполнить тяжелую задачу, которая свела их.
И вот теперь они все трое лежали на палой листве, на вершине небольшого холма в нескольких ярдах от дома, названного Дарси обителью зла.
Тейлор снабдил их очками ночного видения, но они все равно не увидели ничего необычного. У дома ни души. Не было ни охранников, ни собак – ничего, что могло бы помешать им войти в дом.
Освещено было единственное окно на третьем этаже, в пристройке, похожей на мансарду. Это было круглое окошко в коньке крыши, и из него струился теплый желтый свет.