очень нудно 
159 
И он похлопал ладонью здоровой руки по постели.
– Ну, Николас, – отозвалась она, – не могу же я залезть к тебе в постель! – А у самой при одной лишь мысли о том, что можно оказаться так близко от него, сердце забилось быстрее!
– Думаешь, я на что-то способен при такой слабости, да? – спросил он, прикрыв глаза.
– Я-то лично думаю, что, будь у тебя связаны руки и ноги, ты и тогда мог бы причинить женщине немало беспокойства! – воскликнула Дуглесс.
Открыв глаза, он с улыбкой сказал:
– Знаешь… я… я видел тебя во сне! Ты стояла в каком-то подобии белой коробки или чего-то такого, совершенно голая, и сверху на тебя лилась вода! – Он оглядел ее с головы до пят, как если бы халат на ней был прозрачным, и продолжал:
– Не думаю, что ты всегда столь сдержанно держала себя со мной!
– Нет, конечно! – ответила она хриплым шепотом, вспоминая о том, как стояла с ним под душем, в этой самой «белой коробке» из его сна. – В одну прекрасную ночь мы перестали стесняться друг друга, а на следующее утро тебя увели от меня! И вот сейчас тоже: я боюсь, что, если только коснусь тебя, меня тотчас же вернут назад, в мое время, а мне рано уходить. Сколько всего предстоит сделать!
– Так ты и про других знаешь? Кто там еще умрет? Кто же? Моя мать, что ли? Или Кит пока не в безопасности?
Да, теперь он был ее Николасом! Тем, дорогим ее Никола-сом, который прежде всего думал не о себе, а о других! И, улыбаясь ему, она сказала:
– Нет, не они! Это ты – все еще в опасности! Он с облегчением улыбнулся:
– Ну, о себе-то я вполне в состоянии позаботиться!
– Черта лысого ты способен! – воскликнула она. – Не будь меня здесь, ты, пожалуй, потерял бы руку. А то и умер от своей раны! Стоит хоть одному болвану из тех, которых вы почему-то зовете докторами, коснуться твоей раны своими грязными лапами, и – привет семейству! Считай себя покойником!
– Ты так странно говоришь! – отреагировал Николас, моргая. – Ну, иди же сюда, сядь рядом и расскажи мне обо всем! – Увидев, что Дуглесс и не шелохнулась, он, вздохнул; – Честью своей клянусь, что не прикоснусь к тебе!
– Ну, хорошо, – ответила она, чувствуя, что может доверять ему даже в большей степени, чем самой себе. И, обойдя кровать с противоположной стороны, она вскарабкалась на постель, до которой от пола было, наверное, несколько футов, и буквально утонула в мягкой перине.
– Так отчего же ты плакала в церкви? – спросил он. Надо сказать, что слушателем Николас был отменным, ибо как-то исхитрялся вытягивать из нее те сведения, о которых она вовсе не собиралась ему говорить. Дело кончилось тем, что она рассказала ему все о Роберте.
– Стало быть, ты жила с ним невенчанной, да? А отчего же твой отец не убил его за то, что он тебя соблазнил? – спросил Николас.
– Ну, у нас, в двадцатом веке, все по-другому. Женщины у нас обладают свободой выбора, а отцы вовсе не наставляют дочерей в том, что им надо и чего не надо делать. Короче, там, у нас, мужчины и женщины в равном положении, не то что здесь.
Презрительно фыркнув, Николас сказал:
– Но, похоже, заправляют всем у вас все-таки мужчины, потому что этот твой мужчина добился чего хотел, но не сделал тебя своей женой и не пожелал даже разделить с тобою свое добро или потребовать от своей дочери вести себя с тобой уважительно! А ты еще говоришь, что выбрала такую жизнь добровольно!
– Я… Ну, хорошо… В общем, все было не так, как тебе представляется! Роберт относился ко мне по-доброму, и мы с ним провели немало славных часов. Все испортила Глория!
– Ну, если бы красивая женщина решилась отдать всю себя, а в благодарность за это я мог бы подарить ей всего лишь несколько «славных часов», как ты говоришь, я был бы ей за это в высшей степени благодарен! А что, у вас все женщины отдаются так задешево, а?
– И вовсе не задешево! Ты попросту не способен этого понять! Многие пары у нас сейчас живут вместе еще до того, как вступают в брак. Ну, образно говоря, это – все равно что «попробовать воду»! И кроме того, как мне представляется, Роберт все-таки собирался сделать мне предложение, но вместо этого купил… – Тут она умолкла: Николас как-то сумел за ставить ее почувствовать, что она слишком мало думала о самой себе. – Ты просто не понимаешь, вот и все! – повторила она. – У нас, в двадцатом столетии, женщины и мужчины – совсем иные, чем у вас!
– Хм, понятно! – отозвался Николас. – Ну да, конечно! У вас, значит, женщины больше не нуждаются в уважении со стороны мужчин, только в «славных часах»!
159 
