6 
Через некоторое время ему надоело слушать стук клавиш, и он предложил мне переключиться: пойти в кино или прогуляться по парку. Но я никуда не хотела идти. Я не могла бросить сочинять о Джейми.
Стив решил, что самое лучшее – оставить меня в покое и встретиться на следующий день.
Но встретились мы только через две недели. Не желая никого видеть, я могла только писать о Джейми.
Я читала книги о Шотландии до рассвета, и все в этих книгах наталкивало меня на новые мысли о Джейми. Я о нем думала, о нем мечтала. Я видела его темные глаза, его темные волосы. Я слышала его смех. Я знала все его достоинства и недостатки. Он был человек храбрый и честный, понятия о чести были у него такие, что они были движущей силой его жизни. Он был так горд, что это мешало ему жить. Но при всех этих добродетелях он также был тщеславен и ленив, как кот. Все, что он хотел – это чтобы я – я имею в виду, героиня – его всегда ждала.
Спустя две недели мы со Стивом куда-то пошли, но я не знаю, что произошло, – весь мир я видела как бы сквозь дымку. Казалось, я могу видеть и слышать только Джейми.
Все следующие месяцы мое помешательство только усиливалось. Стив умолял прекратить писать и наконец заметить его существование.
– Куда же делась та женщина, которую я так любил? – спрашивал он с улыбкой, пытаясь объяснить мне, что его так обижает. Но я не могла ему толком ничего ответить. Я хотела одного: вернуться к компьютеру и к своим справочникам. Я даже не знаю, что я искала в этих исторических справочниках; может, я хотела «найти» там Джейми.
Я должна сказать, что все это время Стив вел себя самым наилучшим образом. Он по-настоящему любил меня. Когда миновало около четырех месяцев, в течение которых я была абсолютно равнодушна, он уговорил меня пойти с ним на прием к психотерапевту. К этому времени я начала испытывать чувство вины. Нет, вернее, нужно сказать так: я чувствовала, что должна чувствовать вину. На самом деле я чувствовала все время только одно: пусть все уйдут и оставят меня с Джейми в покое.
Три месяца продолжались наши со Стивом визиты к терапевту, с которым мы детально обсуждали мое детство. Мне это было совершенно неинтересно. Я сидела и говорила им все, что они хотели услышать: что меня не любила моя мать, что меня не любил мой отец и так далее. По правде говоря, все это время в глубине души я думала только об одном: что еще я напишу о Джейми. Удалось ли мне идеально описать, как в его волосах играл солнечный свет? Описала ли я уже звук его смеха?
Стив прекрасно видел, что я не обращаю внимания ни на каких психотерапевтов, и через восемь месяцев сказал мне, что желает разорвать нашу помолвку. Произошел разговор, в течение которого я наблюдала за происходящим как будто со стороны, и я вернула ему его кольцо. В моей голове была единственная мысль: наконец-то я могу быть с Джейми все время.
3
Моя подруга и издатель, Дария, была просто в восторге, когда я в первый раз рассказала ей о том, как увлеклась своим героем. Увлеченные авторы пишут прекрасно. А у тех, кто приходит к издателю и спрашивает: «Ну, что вы посоветуете, о чем мне теперь написать?» – ничего не выходит.
Дария – единственный человек на свете, который был согласен слушать о Джейми столько, сколько я хотела говорить о нем. По правде говоря, Дария умела одновременно слушать одного автора, редактируя рукопись другого, завтракая и давая секретарше указания насчет обложек и их печати. У Дарий не голова, а компьютер.
Но потом случилось кое-что странное. Прошло три месяца, а я только и говорила об этой книге, и вот Дария сказала:
– Я хочу прочитать, что ты уже написала.
– Нет! – закричала я. Сейчас это кажется очень странным. Вообще-то все писатели ведут себя так, как будто их интересуют только собственные мысли, но на самом деле у всех у нас дрожат колени. Мы дрожим в ожидании того, что скажут наши редакторы, эти первые люди, которым предстоит увидеть наш труд. Дария всегда расхваливает на все лады первую главу книги, которую я пишу. Позже она может сказать, что это никуда не годится и нужно это выкинуть в мусорную корзину, но не сначала. Это похоже на то, что нельзя сказать лучшей подружке, что парень, в которого она до смерти влюблена, ужасен. Лишь когда она сама начнет в нем разочаровываться, тогда можно.
Как правило, я даю Дарий кусочки будущей книги по пятьдесят страниц. Настаивать, чтобы она сказала свое мнение (то есть начала на все лады расхваливать меня), я начинаю сразу же. Одну книгу в пятьсот страниц я посылала ей кусочками страничек по десять. Дария очень мудро поступает, что не устанавливает у себя в квартире факс, иначе все ее авторы – люди уязвимые и жадные до похвалы – примутся посылать ей по факсу свои вещи страница за страницей и требовать, чтобы она по часу хвалила каждый абзац, который, как им кажется, остроумно написан.
6 
