75 
Мы с Сонькой переглянулись и радостно рассмеялись. Да, мы, бабы, даем!
К нам робко подошел Зорин, в его пухлой руке была зажата еловая ветка, унизанная роскошными шишками.
— Сонечка, это вам, — смущенно пробормотал он и сунул «экебану» в Сонькину руку.
— Спасибо, — тихо поблагодарила она, прижимая презент к груди. — Я очень люблю, когда елками пахнет…
Зорин осторожно приобнял притихшую Соньку, Артемон сграбастал меня, и мы дружным квартетиком, не спеша, направились к воротам. Мы шли по заснеженной аллейке, мимо пионеров-мутантов, мимо исполинской снежной бабы с еловой шишкой вместо носа (из-за которой баба больше походила на мужика-кавказца), мимо старика сторожа, любовно протирающего свои «наполеоновские» лыжи… Мы преодолели распахнутые ворота с бескрылой ракетой над ними, гриб-мухомор из дерева, бывший некогда беседкой, картеж милицейских машин…
Мы остановились под придорожной елью, той, под которой некогда валялась я.
… И под которой теперь валялась Ксюша.
— Что с тобой? — охнула Сонька, бросившись поднимать подругу. — Что случилось?
— Опять. Опять лопнуло, — жалостно пропищала Ксюша.
— Сухожилие? — зажмурилась та. — Связка?
— Завязка! — И Ксюха выставила перед собой ладонь, на которой лежали обрывки шнурка, до недавнего времени исполняющего обязанности пояса. — Штаны спадают!
Мы дружно рассмеялись, потом подняли страдалицу из сугроба, перевязали ее капризные штаники очередным (теперь Сонькиным) шнурком. Артемон достал из-за пазухи бутылку джина, пластиковые стаканчики, погрызенную с одной стороны шоколадку. Разлил. Посмотрел на свет — ровно ли получилось. Оказалось, тютелька в тютельку. Пробормотав: «Глаз — алмаз», он протянул нам по стакану и по дольке шоколада.
— Выпьем за упокой. Не чокаясь.
Мы залпом выпили. Занюхали. Только Артемон собрался разлить по второй, как с востока (то есть со стороны далекого шоссе) показался белый микроавтобус.
— Кого еще несет? — спросил банкир, замирая с занесенной над стаканом бутылкой.
— Это, кажется, «скорая», — засмеялся Зорин, плотоядно облизнув свою шоколадную дольку. — Лучше поздно, чем никогда.
— Это точно, — изрек Артемон, возвращаясь к своему занятию. — Так. Поехали дальше, — провозгласил он, протягивая нам наполненную джином «тару». — Теперь за здоровье моего дружбана Каляна. И за его спасительниц. Чекнулись. Выпили.
Мы чокнулись, выпили. Закусили той же шоколадкой. Рожи у всех стали красными, глаза добрыми, масляными, желудки горячими, мыли путанными.
— Теперь бухнем за мою невесту, — скомандовал Артемон, вновь наполняя наши стаканчики. — И за меня. Совет нам, блин, да любовь. Чокнулись. Выпили.
Мы сделали все, как он велел, но уже без особого удовольствия. Как-то не привыкли мы спозаранку хлестать джин без тоника и закуски, тем более такими ускоренными темпами.
— Теперь долбанем за…
Мы не успели узнать, за что именно Артемон собрался пить на этот раз, так как заметили, что с того же востока на нас надвигается устрашающая автомобильная армада. Впереди пер джип «Чероки» с непроницаемыми тонированными стеклами, следом черный, словно катафалк, «Мерседес», за ним мрачно-серый, как смог, «Ниссан», и замыкала процессию неуместная в этой заснеженной глуши элегантная серебристая «Ауди А6».
Поравнявшись с нами, джип начал тормозить. Мы все вжали головы в плечи, даже бесстрашный Артемон как-то оробел, наверное, посчитал, что эти ухарцы на крутых тачках прибыли сюда по его душу. Когда машина остановилась, двери ее тут же распахнулись, и из темного нутра хромированного монстра начали выпрыгивать, как черти из табакерки, здоровые камуфлированные молодцы с дубинками у бедер и автоматами в руках. Из второго автомобиля споро выгрузились не менее устрашающие, но более интеллигентные бугаи в длинных пальто и без дубинок. Из третьей, не спеша, вылезли два совсем не страшных, но жутко неприятных типа в темных очках на рыбьих физиономиях. А уж из последней, из серебристой ласточки «Ауди А6», покряхтывая, выкарабкался добродушный толстячек маленького роста, с обширной лысиной и красным, как у Деда Мороза, носом. Он что-то смачно грыз и улыбался.
— Педюша! — возопила наша подруга и бросилась к толстячку.
— Козочка моя! — промурлыкал «Дед Мороз», распахивая объятия.
Ксюха подбежала к мужу, угнездила бедра между его коротких ручек, обняла за шею, положила подбородок ему на лысину и сладко выдохнула:
— Ты приехал!
— Примчался, как только смог, — пробубнил Педик, зарывшись носом в Ксюхину грудь.
— А эту гоп-компанию зачем притащил? — отстранившись, спросила она. — Этих гоблинов ладно, — Ксюха повела подбородков в сторону автоматчиков. — А адвокатов зачем? — она смерила недовольным взглядом очкастых интеллигентов. — Ты же знаешь, я их не выношу.
— Как зачем? На всякий пожарный. Я ж не знаю, что именно вы тут с подружками натворили! Ты не звонишь, на мои звонки тоже не отвечаешь. Тут я еще узнаю, что на турбазу милицейский наряд вызвали. Ну, блин, думаю, мои подружки-веселушки что-то опять отчеблучили.
— А чего мы можем отчеблучить?
— Когда вы втроем собираетесь, от вас всего можно ожидать! — возмущенно воскликнул Паша. Потом, окинув проницательным взором наши честные лица, сменил гнев на милость и добродушно спросил. — Кстати, а что тут произошло?
Мы переглянулись и хором ответили:
— Долго рассказывать.
А чтобы он больше ни о чем не спрашивал, Ксюша закрыла его рот смачным поцелуем. Минут пять они страстно лобзались, причем Пашка все это время стоял, как балерун, на носочках, а его благоверная замерла в позе болотного журавля. Оторвались они друг от друга лишь тогда, когда Ксюшины джинсы, шурша и бряцая заклепками, сползли с бедер и бухнулись у ее посиневших от холода ног.
А ноги у нее и в праву были «иксом».
75 
