3 
Нет ничего удивительного в том, что в Люддерзи спутники прибыли гораздо ранее намеченного.
Это был портовый город, стоявший на берегу бухты, отгороженной для верности рукотворным волнорезом. Торговые пути проходили южнее, а вот рыбацких суденышек стояло у причалов предостаточно. На окрестности к тому времени уже окончательно пала тьма, и бухта украсилась огоньками ламп, которые засветили рыбаки.
На въезде дорогу повозке неожиданно преградила стража. То были не гарды и не солдаты, а простые горожане, числом шестеро, кто с дубиною, кто с багром, а кто и со старым мечом, доставшимся в наследство от дедов и прадедов, что грешили морским разбоем. Осветив факелами приезжих, начальник стражи, кривой усач в обтрепанной рыбацкой шляпе, спросил:
— Кто вы такие?
Священник неторопливо слез с повозки и представился:
— Меня звать фрате Стее, я священник из Орстеда, а сюда приехал по делам церкви навестить фрате Элинга. Коли не верите мне — спросите, он подтвердит. Со мною двое — почтенный хире Клеен, торговец шерстью и соленьями из Клеенхафны, а также юноша, которого я по доброте душевной взялся подвезти до вашего города, ибо вы знаете, как трудно бывает найти экипаж и спутников в наших краях. Но что случилось? Отчего на дороге выставлена стража?
— Каменные карлики, фрате, — изрек кривой, сжав пальцы на рукояти древнего меча. — Сам я лишь слышал байки о них, будучи еще мальчишкою, но старики говорили, что твари эти презлы и опасны. И вот сегодня утром карлики напали на жену мельника, что полоскала в горном ручье белье, а после — на двоих детей, что собирали хворост поблизости. И если женщина сумела убежать, то детей убили и обглодали так, что их мать лишилась рассудка, узрев мертвые тела. К тому ж темнеет ныне столь быстро — а почему, я и сам не знаю, — что многие всерьез заговорили о конце света.
— Мы тоже видели карликов по пути сюда, — сказал юноша, спрыгнув с повозки.
— Кто вы? — исполнился вдруг подозрительности кривой.
— Меня зовут Мальтус Фолькон, — с достоинством сказал юноша, — и я — чиновник Секуративной Палаты.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
из которой мы снова ничего не узнаем о судьбе Хаиме Бофранка, но сие незнание восполняется появлением совершенно нового героя, и, признаться, презабавного
- Дама, коль мой волос сед —
- Все в морщинах ваше брюхо,
- Коль я стар — вы развалюха,
- Никому пощады нет.
Анри Бод
Человек с тросточкою, который постучал рано утром в дверь дома, в коем проживал субкомиссар Хаиме Бофранк, был весьма стар годами. Было ему то ли семьдесят, то ли восемьдесят, а может, минуло и все девяносто, ибо разницы в сии преклонные лета, как ведомо, уже никакой нет — десяток туда или десяток сюда, поди угадай.
Седая борода, седые усы, седые, хотя и аккуратно завитые локоны, носатое лицо, на коем морщины и бородавки сочетались самым причудливым образом, вступали в некое противоречие с его щегольским обликом, с проворными — хотя кто-то, возможно, нашел бы их излишне короткими и самую малость кривоватыми — ножками, обутыми в кожаные наимодные башмаки о шести застежках каждый, с унизанными кольцами ручками (одной рукой старичок сейчас с силою колотил в дверь), с чуть грузным, но довольно энергичным тельцем, упрятанным в опрятный жилет розовых тонов.
Одним словом, старичок был чрезвычайный модник и достаточно шустр для своих лет. Вероятно, в обществе это был записной любезник и шалун, как бывает с подобными старичками; ныне же он был изрядно напуган и постоянно озирался по сторонам, словно бы ожидал какой напасти.
Наконец дверь приоткрылась, и хозяйка, прикрывая ладонью пламя свечи, спросила:
— Кто вы? Что так рано стучите?
— Полноте, милая хириэль, где же рано? — возразил суетливый старичок. — Уж давно утро!
— Утро? — поразилась хозяйка. — Вы, верно, шутите! Посмотрите, какая вокруг стоит темень!
— Однако верите вы мне или же нет, милая хириэль, а уж давным-давно утро, только вот солнце что-то никак не хочет появляться на небе… И если вам столь же жутко, как и мне, не впустите ли меня внутрь?
Хозяйка с некоторым сомнением посторонилась, пропуская неожиданного гостя. Когда дверь была закрыта на засов, старичок приободрился и принялся раскланиваться, говоря:
— Благодарю вас, милая хириэль… Меня зовут Базилиус Кнерц, принципиал-ритор в отставке, и я приехал из Гвальве, дабы встретиться с досточтимым хире Бофранком.
3 
