8 
Тильт лежал и слушал окружавшие его звуки. Воображение рисовало картину происходящего, и картина эта постепенно дополнялась деталями: они в лесу, в тени высоких деревьев; с треском разгораются костры, рушится сухостой, лопается хворост. Лошади хрумкают овес, переступают копытами – земля здесь мягкая, словно войлок. Вот с телеги стаскивают визжащего поросенка, волокут его – и режут. Клокочет вода в большом котле. Сочно чавкая, рассекает мясо топор, хрустят под лезвием кости. Оживают, просыпаются люди. Их все больше, от них все больше шума, они вяло бранятся, они обсуждают что-то, они смеются, кашляют, сморкаются. От них пахнет как от животных, и голоса у них – будто у зверей.
– Не спишь, мастер? Тильт вздрогнул.
– Не спишь… Хорошо…
С него сдернули мешок, попутно выхватив клок волос. Яркий свет ослепил Тильта, заставил зажмуриться и отвернуть лицо.
– Да не вертись ты, мастер, как вошь на гребешке… Или боишься чего? Не бойся. Прибыли. Отдыхай теперь. Сейчас есть будем. Хочешь есть?
Шершавые пальцы выдернули кляп изо рта, и Тильт закашлялся, зафыркал, отплевываясь.
– Вот и хорошо, вот и славно… Дыши, мастер, дыши… Перхай, тока гляди душу не выперхай…
Тильт наконец-то смог разглядеть говорящего. Тому на вид было лет тридцать, может, чуть больше. Его лицо было серым от пыли и потому казалось мертвой маской. Его губы – потрескавшиеся и обкусанные – кривились в усмешке, а неровные испорченные зубы делали усмешку особенно неприятной и даже страшной.
– Кто вы? – хрипло спросил Тильт.
– А тебе не все ли одно, почтенный мастер? Сегодня мы вместе, а завтра – уже нет.
– Что вы со мной сделаете?
– Да ничего. Накормим вот сейчас, не звери же, почитай…
– Зачем я вам?
– Да нам-то ты вовсе без надобности. Хоть мы люди и неграмотные, но писарь нам ни к чему. Мы все как-то без бумаг привыкли обходиться.
– Но тогда почему…
– Да ладно тебе, мастер, вопросы вопрошать! Как дите малое. У меня голова пухнуть начинает!
Человек подергал веревки, связывающие пленника, и отошел.
Полог крытой повозки был откинут, и Тильт убедился, что воображение его не обмануло. Были здесь и лес, и Костры, и котел с бурлящим варевом, и многочисленные люди, одетые как разбойники.
«А они и есть разбойники, – понял Тильт, и лоб его покрыла испарина. – Самые что ни на есть настоящие разбойники. Бандиты, воры, грабители. Целая банда, с удобством расположившаяся в лесу».
Меж деревьев белели конусы шатров, на их золоченых шпилях трепыхались синие вымпелы. Возле крытых дерном и лапником шалашей лежали копья и рогатины. В огромной плахе, бурой от крови, торчал здоровенный топор – его отполированная рукоять была высотой с Тильта. Рядом скользкой грудой свились серые кишки – наверное, поросячьи. Хорошо, если поросячьи! Разное про лесной люд рассказывают, хотя, с другой стороны, коли поросенка резали, человечину небось есть им ни к чему, другое дело – зимой… Тильт поежился. «Нет, не надо про такое думать, лучше не надо…»
Под широким навесом топтались лошади, помахивали хвостами, фыркали, косясь на проходящих мимо людей. Видно было, что лагерь стоит здесь не один месяц: вся трава помята, дорожки вытоптаны, конского навоза много, помойная яма переполнена, вон как смердит.
– Ну что, угомонился? – знакомый разбойник вынырнул сбоку, заглянул в повозку, внимательно осмотрел Тильта. – На вот, пожуй покамест. – Он кинул на солому краюху хлеба, деревянную миску, ложку, кусок сыра и два побитых, помятых яблока. – Только уж извини, развязывать я тебя не буду. – Он ухмыльнулся ядовито и снова исчез.
Тильт какое-то время разглядывал хлеб, вдыхал его свежий ячменный аромат и глотал слюну, а потом изогнулся, словно какая-нибудь гусеница, застонал и попытался дотянуться ртом до лежащей рядом еды.
ГАЙ. ЛОРИ И ЕГО СКРАТЧ
Перво-наперво Гай купил в лавке набор перьев, чернила в бутылочке и несколько листов бумаги. Чернила были жидкие, явно разбавленные, а бумага жесткая и плохо выделанная, но на другое у Гая денег пока не имелось. На последние монеты он приобрел у оружейника простенький нож взамен отобранного троллями. Поскольку нож был с браком – выщербленный – и хороший покупатель все равно его не взял бы, оружейник продал его Гаю за бесценок.
На будущее Гай положил себе купить еще и серебряное перо – знак Гильдии, но стоило оно дорого и на такую покупку предстояло еще заработать.
8 
