252 
— Как не знаете?
— Простите, — поспешно проговорил Рауль, встряхивая головой и собираясь с мыслями. — Простите, я не расслышал.
— Ах, — вздохнула девушка, — напрасно герцог Бекингэм прислал меня сюда!
— Напрасно? — с живостью спросил Рауль. — Да, вы правы, я человек угрюмый, вам со мной скучно. Господину Бекингэму не следовало посылать вас ко мне.
— Именно потому, что мне не скучно с вами, — возразила Мэри своим нежным голосом, — господину Бекингэму не следовало посылать меня к вам.
Рауль смутился и покраснел.
— Каким образом господин Бекингэм мог послать вас ко мне? Ведь он вас любит, и вы его любите…
— Нет, — отвечала Мэри, — нет, герцог Бекингэм не любит меня, он любит герцогиню Орлеанскую; что же касается меня, то я не питаю никаких чувств к герцогу.
Рауль с удивлением посмотрел на девушку.
— Вы друг герцога, виконт? — спросила она.
— Герцог удостаивает меня чести называть своим другом, с тех пор как мы познакомились с ним во Франции.
— Значит, вы простые знакомые?
— Нет, потому что герцог Бекингэм близкий друг человека, которого я люблю, как брата.
— Графа де Гиша?
— Да, мадемуазель.
— Который влюблен в герцогиню Орлеанскую?
— Что вы говорите?
— И любим ею, — спокойно закончила девушка.
Рауль опустил голову; мисс Мэри Грефтон продолжала со вздохом:
— Они очень счастливы… Покиньте меня, господин де Бражелон, потому что герцог весьма неудачно предложил меня вам в спутницы. Ваше сердце занято другой, и вы дарите мне ваше внимание, как милостыню. Сознайтесь, сознайтесь… Было бы дурно с вашей стороны, виконт, не сказать правды.
— Извольте, я сознаюсь.
Грефтон взглянула на него. Бражелон держался так просто и был так красив, в глазах его светилось столько прямоты и решимости, что мисс Мэри не могла заподозрить его в невежливости или глупости. Она поняла, что Рауль любит другую, любит самым искренним образом!
— Да, конечно, — проговорила она. — Вы влюблены в какую-нибудь француженку.
Рауль поклонился.
— Герцог знает о вашей любви?
— О ней никто не знает, — отвечал Рауль.
— Почему же вы сказали об этом мне?
— Мадемуазель…
— Признайтесь.
— Не могу.
— Значит, первый шаг придется сделать мне. Вы не хотите говорить, так как убеждены теперь, что я не люблю герцога, что я, может быть, полюбила бы вас. Вы искренний и скромный человек, не желающий профанировать настоящее чувство; вы предпочли сказать мне, несмотря на вашу молодость и мою красоту: «Моя любовь во Франции». Благодарю вас, господин де Бражелон, вы благородный человек, и я впредь буду еще больше любить вас… по-дружески. Но довольно обо мне, поговорим о вас. Забудьте, что мисс Грефтон говорила вам о себе, скажите мне лучше, почему вы печальны, почему за последние дни вы стали грустить еще больше?
Рауль был до глубины сердца взволнован этим нежным и задушевным голосом; он не нашелся, что ответить, и Мэри снова пришла ему на помощь.
— Пожалейте меня, — сказала она. — Моя мать была француженка. Значит, я могу сказать, что по крови и душой я француженка. Но над моей французской пылкостью вечно расстилается английский туман и английская хандра. Именно у меня рождаются золотые грезы об упоительном счастье, но туман окутывает их, и они истаивают. Так произошло и теперь. Простите, довольно об этом, дайте мне вашу руку и поведайте другу о своих горестях.
— Вы говорите, что вы француженка душой и по крови?
— Да, моя мать была француженкой, а мой отец, друг короля Карла Первого, эмигрировал во Францию; таким образом, во время суда над королем и правления Кромвеля я воспитывалась в Париже. После реставрации Карла Второго мой отец вернулся в Англию и почти тотчас же умер. Тогда король пожаловал мне титул герцогини и увеличил мои владения.
— У вас есть родственники во Франции?
— Есть сестра, которая старше меня на семь или восемь лет; она вышла замуж во Франции и успела уже овдоветь. Это маркиза де Бельер.
Рауль встал с места.
— Вы ее знаете?
— Я слышал это имя.
— Она тоже любит, и ее последние письма говорят мне, что она счастлива. У меня, как я уже сказала вам, господин де Бражелон, половина ее души, но нет и сотой доли ее счастья. Поговорим теперь о вас. Кого вы любите во Франции?
— Одну милую девушку, чистую и нежную, как лилия.
252 
