очень нудно 
278 
Вдруг наши друзья увидели, что на верхней площадке появился Мордаунт с факелом в руке.
Тени, метавшиеся на фелуке, означали следующее. В назначенный момент Грослоу вызвал своих людей на палубу. Мордаунт вышел из своего помещения, прислушался у двери каюты, спят ли французы, и сошел вниз, успокоенный тишиной. Действительно, можно ли было догадаться о том, что произошло?
Мордаунт открыл дверь в отделение, где находились бочки, и бросился к фитилю. Пылая жаждой мести, уверенный в себе, как всякий ослепленный волей рока, он приложил факел к запалу.
В это время Грослоу и его матросы собрались на корме.
– Хватай канат, – скомандовал Грослоу, – и подтяни шлюпку.
Один из матросов уцепился за борт фелуки, схватил канат и начал тянуть. Канат легко поддался.
– Канат перерезан! – воскликнул матрос. – Шлюпки нет.
– Как шлюпки нет? – закричал Грослоу, бросаясь, в свою очередь, к борту. – Этого не может быть!
– Но это так, – отвечал матрос. – Смотрите сами, канат обрезан, да вот и конец его.
Убедившись, Грослоу испустил тот ужасный вопль, который долетел до наших друзей.
– Что случилось? – вскричал Мордаунт, поднимавшийся в это время по трапу.
С факелом в руке он бросился на корму.
– Наши враги бежали. Они обрезали канат и ускользнули в шлюпке.
Одним прыжком Мордаунт очутился возле каюты и распахнул дверь ударом ноги.
– Пусто! – закричал он. – О дьяволы!
– Мы их догоним, – сказал Грослоу, – они не могли отплыть далеко, и мы потопим их, опрокинув шлюпку.
– Да, но огонь… – простонал Мордаунт, – я уже поджег…
– Что?
– Фитиль.
– Тысяча чертей! – заревел Грослоу, бросаясь к люку. – Может быть, еще не поздно!
Мордаунт ответил ужасным смехом. Черты его исказились ужасом и ненавистью. Он поднял к небу свои воспаленные глаза, как бы бросая туда последнее проклятие, швырнул факел в море и затем ринулся в воду сам.
В тот же момент, едва Грослоу успел ступить на первую ступеньку трапа, палуба треснула; из трещины, словно из кратера вулкана, с ужасающим грохотом, похожим на залп сотни орудий, вырвался сноп пламени. В багровом воздухе полетели в разные стороны горящие обломки.
Затем этот страшный огонь погас, обломки один за другим погрузились в бездну, треща и затухая, и через несколько мгновений ничто более, кроме колебания воздуха, не указывало на происшедшее. Только фелука исчезла под водой, и вместе с ней погибли Грослоу и трое его матросов.
Четверо друзей видели все это; ни одна мелочь не ускользнула от них. На миг осветил их ярко вспыхнувший свет взрыва, озаривший все море вокруг. Они увидели друг друга замершими в самых разнообразных положениях, и у всех лица выражали неописуемый ужас, несмотря на то что в груди их бились твердые, как бронза, сердца. Множество горящих осколков попадало в море около самой лодки. Когда вспыхнувший вулкан погас, тьма вновь покрыла и шлюпку, и волнующийся океан.
С минуту царило подавленное молчание. Портос и д’Артаньян сидели, судорожно сжимая весла, и бессознательно продолжали держать их над водой, перегнувшись всем телом вперед.
– Клянусь богом, – первый прервал гробовое молчание Арамис, – на этот раз, мне кажется, все действительно кончено.
– Ко мне, господа! Сюда! Помогите! Помогите! – вдруг долетел до слуха сидевших в шлюпке жалобный голос, словно исходящий от какого-то морского духа.
Все переглянулись. Атос вздрогнул.
– Это он! Это его голос! – проговорил он.
Все хранили молчание, потому что, подобно Атосу, все узнали этот голос. Расширенными от ужаса глазами они невольно обратились к тому месту, где исчезла фелука, и, насколько хватало зрения, всматривались в темноту.
Через минуту на воде показался человек; он плыл, с силою рассекая волны. Атос медленно протянул руку, указывая товарищам на плывущего.
– Да, да, – проговорил д’Артаньян, – я его хорошо вижу.
– Опять он! – пыхтя, как кузнечный мех, заметил Портос. – Он, наверное, железный.
– Боже мой, – прошептал Атос.
Арамис и д’Артаньян шептались.
Мордаунт сделал еще несколько взмахов и в знак отчаяния поднял кверху одну руку.
– Господа, помогите, ради всего святого, помогите! Я чувствую, силы покидают меня… я погибаю…
Голос, моливший о помощи, так дрожал, что жалость проникла в сердце Атоса.
– Несчастный! – пробормотал он.
– Только этого не хватало! – заметил д’Артаньян. – Вы еще жалеете его! Но он плывет прямо на нас. Неужели он думает, что мы возьмем его? Гребите, Портос, гребите!
278 
