41 
Крестный снова поднялся на стул и высунул голову в форточку.
– У тебя дурацкий вид, – сказал Марк. – Чего ты дожидаешься? Реакции? Голубиного дерьма? Кита?
– Разве я тебе мешаю? – спросил Вандузлер, спускаясь со стула. – Стоит ли выходить из себя?
– Ты изображаешь важную и незаменимую персону. Красуешься на задних лапках. Это и выводит меня из себя.
– Согласен с тобой, это действует на нервы. Однако ты к этому привык и обычно тебе наплевать. Но я занимаюсь Лекс, вот ты и бесишься. Ты забываешь, что я присматриваю за бедной девочкой лишь затем, чтобы она не попала в беду, да и всем нам может не поздоровиться. Хочешь сам попробовать? У тебя нет навыков. А поскольку ты выходишь из себя и не слушаешь, что я говорю, то вряд ли сумеешь их приобрести. Наконец, у тебя нет никаких подходов к Легенеку. Если хочешь помочь, тебе придется терпеть мои вторжения. И даже, может быть, исполнять мои указания, потому что я не вездесущ. Ты с двумя другими евангелистами можешь пригодиться.
– На что? – спросил Марк.
– Подожди. Еще не знаю.
– Ждешь голубиного дерьма?
– Называй это так, если тебе угодно.
– Ты уверен, что оно свалится?
– Почти уверен. Александра хорошо держалась утром на допросе. Легенек сбавил обороты. Но кое-что серьезное у него на нее есть. Хочешь знать или тебе плевать, что я затеваю?
Марк сел.
– Они исследовали машину тети Софии, – сказал Вандузлер, – и нашли в багажнике два волоса. Без всяких сомнений, это волосы с головы Софии Симеонидис.
Вандузлер потер руки и расхохотался.
– Тебя это радует? – спросил пораженный Марк.
– Спокойно, юный Вандузлер, сколько раз тебе повторять! – Он снова расхохотался и налил себе вина. – Хочешь? – предложил он Марку.
– Нет, спасибо. Волосы – это очень серьезно. А ты еще смеешься! Смотреть противно. Ты злой циник. Если только… Если только ты не думаешь, что из этого можно что-нибудь извлечь? В конце концов, машина принадлежит Софии, и нет ничего удивительного в том, что там остались ее волосы.
– В багажнике?
– Почему бы и нет? Упали с пальто.
– София Симеонидис была не из таких, как ты. Она не клала пальто прямо в багажник. Нет, у меня другое на уме. Не теряй голову. Расследование в два счета не закончишь. У меня есть запас времени. И если ты соблаговолишь успокоиться, перестанешь опасаться, что я в том или ином смысле пытаюсь завлечь Александру, вспомнишь, что я тебя отчасти воспитал, и не так уж плохо, несмотря на твои и мои заскоки, словом, соблаговолишь оказать мне некоторое доверие и спрячешь кулаки в карманы, я попрошу тебя о небольшой услуге. Марк с минуту поразмыслил. Два волоса в багажнике не давали ему покоя. Старик, казалось, что-то об этом знает. В любом случае, что толку раздумывать, у него не было желания выкидывать дядю за дверь. Или крестного. Это оставалось основой основ, как сказал бы сам Вандузлер.
– Продолжай, – вздохнул Марк.
– Сегодня днем мне придется отлучиться. Будут допрашивать любовницу Реливо, а потом еще раз – самого Реливо. Пойду поразнюхаю. Мне понадобится дозорный на случай, если сюда вдруг свалится голубиное дерьмо. Ты займешь мой наблюдательный пост.
– Что нужно делать?
– Быть на месте. Не уходи, даже за покупками. Мало ли что. Стой у окна.
– Но что мне высматривать, черт возьми? Чего ты ждешь?
– Не имею представления. Именно поэтому и нужно все отслеживать. Даже самое безобидное происшествие. Идет?
– Ладно, – сказал Марк. – Но я не понимаю, к чему все это. Не забудь купить хлеба и яиц. Люсьен ведет уроки до шести часов. Я должен был сходить за покупками.
– У нас есть что-нибудь на обед?
– Осталось малосъедобное жаркое. Может, сходить лучше в «Бочку»?
– Она закрыта по понедельникам. И я же сказал, чтобы ты не уходил из дома. Помнишь?
– Даже чтобы пожрать?
– Даже. Прикончим жаркое. Потом ты пойдешь к своему окну и будешь ждать. И не вздумай читать. Просто стой у окна и смотри.
– Я подохну со скуки.
– Да нет, на улице происходит много интересного.
В тринадцать тридцать мрачный Марк занял пост у окна третьего этажа. Шел дождь. На этой улочке и всегда мало прохожих, а в дождь – и того меньше. Все равно под зонтами ничего не видно. Как Марк и предчувствовал, ровным счетом ничего не случилось. Две дамы прошли в одну сторону, один мужчина – в другую. Потом, около половины третьего, укрывшись под большим черным зонтом, отважился на вылазку брат Жюльет. Этого увальня Жоржа редко когда увидишь. Работал он от случая к случаю, если издательство посылало его пополнять склады в провинции. Иногда он уезжал на неделю, а потом подолгу сидел дома. В такие дни его можно было встретить, когда он слонялся по округе или пил пиво. Такой же белокожий, как сестра, славный тип, вот только из него слова не вытянешь. Он дружелюбно здоровался с ними, никогда не стараясь завязать разговор. В «Бочке» его никогда не видели. Марк не решался расспрашивать о нем Жюльет, но этот почти сорокалетний толстяк, все еще живший при ней, похоже, не был предметом ее гордости. Она о нем почти не говорила. Словно прятала его ото всех, укрывала. Никто не видел его с женщиной, и Люсьен, со свойственной ему деликатностью, выдвинул, конечно, предположение, будто он любовник Жюльет. Чушь. Их внешнее сходство бросалось в глаза, хотя один был неказист, а другая красива. Разочарованный, но вынужденный признать очевидность Люсьен переметнулся и теперь утверждал, что видел, как Жорж украдкой входил в специализированный магазинчик на улице Сен-Дени. Марк пожал плечами. У Люсьена все шло в ход, чтобы мутить воду, – и грязь, и мыло.
41 
