очень нудно 
118 
– Это Кладбище безымянных кораблей.
Пилото обернулся к ним. Он прикусил зубами наполовину выкуренную сигарету и смотрел на Коя, в глазах его проплывали тени воспоминаний и в то же время отражение какой-то тревоги, которую он поостерегся высказать. Между сваленными на берег мостиками, палубами, трубами, трапами, наполовину погрузившись в воду своими проржавевшими корпусами, они лежали, словно издохшие, выпотрошенные киты с обнаженными ребрами шпангоутов – стальные листы обшивки уже были срезаны и громоздились на берегу. Сюда вел последний путь, в который отправлялись приговоренные к смерти корабли, уже лишенные имени, номера и флага, чтобы погибнуть под автогеном. Новые планы городской застройки обрекали это кладбище на исчезновение, но пройдут еще месяцы, пока здесь разрежут всех приговоренных, соберут повсюду разбросанные фрагменты их трупов. Кой заметил старый сухогруз, от которого осталась одна корма, наполовину в воде, а две другие трети его затерялись в хаосе ржавого железа на берегу. В этом хаосе можно было различить дюжину якорей, ржавчина с них осыпалась на грязный песок, три трубы, почему-то прекрасно сохранившиеся, еще со следами краски, которой были нанесены цвета арматора, а чуть дальше, возле сторожевой вышки, надстройку старинного, вековой давности пакетбота «Коженевски», давным-давно он был польским или русским, наверное; Кой помнил еще его проржавевший мостик, некогда выкрашенный белилами, прогнившие доски и почти целую рубку, тут он мальчишкой воображал себя моряком, он чувствовал шум машин под ногами, видел впереди открытое море.
В течение многих лет это было его любимое место, оно будило в нем мечты о море, когда он, с удочкой или гарпуном на резинке и ластами, направлялся к волнорезу, или потом, когда помогал Пилото чистить корпус «Карпанты», стоявшей на мелководье у Эспальмадора. Здесь, в бесконечные портовые вечера, когда солнце скрывалось за недвижными скелетами старых кораблей, они с Пилото – вслух или молча – беседовали о том, что кораблям и мужчинам следует достойно кончать свой жизненный путь в море, а не идти на слом на берегу.
Тут между ними разногласий не было. Много позже и очень далеко отсюда, на острове Десепсьон, расположенном южнее мыса Горн и пролива Дрейка, Кой испытал то же чувство, когда высадился на песок этого острова, такой же черный, как и здесь, и увидел тысячи и тысячи китовых скелетов и костей, устилавших землю до горизонта. Из спермацета, который из них добывали, делалось светильное масло задолго до того, как Кой родился; а кости, как насмешка, оставались здесь, в этом странном антарктическом Саргассовом море. Среди китовых останков лежал старинный заржавевший гарпун, и Кой глядел на него с глубочайшим отвращением. В конце концов, правильно назван этот остров – остров Десепсьон, остров Разочарования. Загубленные киты. Загубленные корабли. Загубленные люди. Гарпун всегда попадает в ту же плоть, потому что история – все та же.
Они причалили к пирсу спортивного порта и шли по причалу, при каждом шаге ощущая, что земля слегка покачивается под ногами. По ту сторону морского клуба, у торгового пирса стоял сухогруз «Феликс фон Лукнер» пароходства «Зеланд Шип», который, как хорошо было известно Кою, обычно делал регулярные рейсы Картахена – Антверпен. Кою вспомнились долгие ожидания, под дождем, при сильном ветре, в желтоватом зимнем свете, фантасмагорические силуэты портовых кранов над абсолютно плоским берегом, шлюз и бесконечные маневры при входе в порт. И хотя он знавал на земле местечки и получше, но все-таки почувствовал легкий укол ностальгии.
Все трое зашли в бар «Валенсия», рядом с памятной доской, век назад собранной из изразцов, со стихами из «Путешествия на Парнас», которые Сервантес посвятил Картахене; бар находился у городской стены, построенной Карлом III, когда «Деи Глория» всего три года пролежала на дне морском; они взяли по большой кружке пива и сели на террасе напротив больших часов городского муниципалитета; легкий бриз, умерявший полуденный зной, шевелил листья пальм, за которыми видна была верхняя часть обелиска – памятника морякам, погибшим в сражениях при Кавите и Сантьяго-де-Куба, где имена погибших людей начертаны рядом с именами погибших кораблей, уже век вместе покоящихся в абсолютной подводной тишине. Потом Пилото отправился за локатором, а Танжер бродила с Коем по пустынным узким улочкам старого города, под балконами с геранями, под застекленными эркерами, откуда иной раз какая-нибудь женщина, оторвавшись от шитья, с любопытством разглядывала их. Теперь большая часть балконов была закрыта ставнями, в эркерах не видно было штор – дома уже ждали своего последнего часа, и у их дверей накапливался мусор; Кой надеялся – напрасно – увидеть хоть одно знакомое лицо, услышать привычную с детства музыку сквозь жалюзи какого-нибудь окна, встретить мальчишку, играющего на перекрестке или на ближайшей площади, в котором он бы узнал либо знакомые черты, либо самого себя.
118 
