Последние отзывы

  76  

– В тысяча семьсот шестьдесят седьмом году в Испании правил Карл Третий, а до этого он был королем Неаполитанским… С самого начала его царствования иезуиты не скрывали своего неприязненного к нему отношения, среди прочего и потому, что тогда в Европе разворачивалась борьба за новые идеи, а иезуиты были самым влиятельным религиозным орденом… И врагов у них хватало повсюду. В тысяча семьсот пятьдесят девятом году их изгнали из Португалии, в тысяча семьсот шестьдесят четвертом – из Франции.

Перед Танжер стоял высокий стакан с какао, и каждый раз, как она отпивала глоток, на верхней гу-бе у нее оставалась бежевая полоска. Она появилась в кафе, явно только что выйдя из душа, с влажных волос скатывались капельки воды на рубашку в бело-синюю клетку с засученными рукавами, теперь же волосы ее подсыхали, чуть-чуть завиваясь при этом, отчего лицо ее казалось особенно свежим. Когда Кой видел полоску какао на ее губах, у него внутри все замирало. Сладко, думал он. Губы у нее сладкие, а она еще добавила в какао кусочек сахара. Какие же они на вкус, если коснуться их языком?

– Напряженность между иезуитами и просвещенными министрами Карла Третьего росла, – продолжала она. – Четвертый обет – обет безусловного послушания Папе Римскому – поставил орден в центр борьбы между королевской и церковной властями. Ведь для остальных орденов обязательными были только три обета – безбрачия, послушания и нестяжательства. Иезуитов обвиняли также в финансовых махинациях и засилье в университетах и в государственных учреждениях. Тогда еще свеж был в памяти конфликт с парагвайскими миссиями и война с индейцами гуарани. – Она наклонилась к нему над столом, держа стакан в руке. – Ты видел фильм Роланда Иоффе «Миссия»?.. Иезуиты были заодно с индейцами.

Кой плохо помнил картину: когда-то во время долгого перехода он раза три-четыре принимался смотреть ее по видео. Кажется, там играл де Ниро.

И, может быть, Джереми Айронс. Но про иезуитов он, как ни силился, ничего вспомнить не мог.

– И потому испанские иезуиты сидели на бочке с порохом, оставалось только поднести зажженный фитиль.

Никаких признаков присутствия Орасио Кискороса, отметил Кой, осмотревшись по сторонам. За соседним столиком сидела молодая супружеская пара с двумя светловолосыми ребятишками – туристы, перед ними лежали карта и фотоаппарат. Ребятишки играли пластмассовыми рогатками, похожими на те, которые он, сбежав с уроков, чтобы побродить по причалам, мастерил сам из деревянной рогульки, двух полосок резины, вырезанных из старых шин, кусочка кожи и маленького мотка проволоки. Грустно улыбнувшись, Кой подумал: а теперь такие игрушки продаются в магазинах и стоят какую-то ерунду…

– И этим фитилем стал мятеж против Эскилаче.

Хотя прямое участие иезуитов в нем не было доказано, известно, что именно тогда они собирались подвергнуть бойкоту просвещенных министров Карла Третьего… Эскилаче, итальянец по происхождению, среди прочего намеревался запретить ношение широкополых шляп и плащей, в которые так любили закутываться испанцы, и это, представь себе, стало предлогом, послужившим для начала серьезных беспорядков в стране. Беспорядки были прекращены, и Эскилаче отправлен в отставку, но на иезуитов возложили ответственность как на подстрекателей. Король принял решение изгнать орден из страны и конфисковать его имущество.

Кой машинально кивнул. Танжер говорила намного больше, чем обычно, словно ночью хорошо подготовилось. А иначе и быть не могло, сказал себе Кой. Раз уж на сцену вышел Кискорос и Нино Палермо сделал свое предложение, у нее не оставалось другого выхода, как выдать ему в качестве возмещения еще некоторое количество информации. Она должна была понимать: чем ближе к цели, тем меньше шансов, что он будет удовлетворяться крохами.

Но она по-прежнему жадно охраняет свой капитал и тратит его по капельке. Может, и поэтому, и потому еще, что Кой утратил некоторые иллюзии, он слушал ее рассказ с гораздо меньшим интересом, чем раньше. Он тоже провел ночь в размышлениях. Уж слишком много сведений, думал он. Слишком много слов, а конкретной информации слишком мало. Ты, красавица, думал он, рассказываешь мне то, что я учил двадцать с чем-то лет назад в школе. Ты хочешь навешать мне на уши всякой исторической лапши, а самую суть скрыть. Одной рукой подманиваешь, другой отталкиваешь.

Это ему осточертело, он презирал себя за то, что все еще сидит и слушает. С другой стороны, полоска какао на верхней губе, отсветы яркого утра в темно-синих глазах, мокрые кончики светлых волос, касающиеся веснушчатой кожи, – все вместе производило на него особое, почти анестезирующее действие. Каждый раз, взглядывая на эту незнакомку, Кой понимал, что зашел слишком далеко, слишком углубился в неизведанные области этой морской карты, чтобы, не получив ответов, бросить все на полпути. Рыцари и оруженосцы: я тебе солгу, и я тебя предам. На самом деле, история с затонувшим кораблем его не слишком-то волновала. А вот она сама – ее упорство, ее поиски, все то, что она готова была предпринять для воплощения своей мечты, – не давала ему изменить курс, хотя он и слышал, как в опасной близости волны разбиваются о скалы. Он хотел подойти к ним как можно ближе, видеть ее лицо, когда она спит, знать, что она проснулась, и ощущать на себе ее взгляд, касаться ее нежной кожи и узнавать – там, в глубине этого теплого тела, – улыбающуюся девочку с фотографии в рамке.

  76