129 
— Что же Дейзи?
— Насколько я могу представить, велела ему убраться. Наоми так рассказывала. Видите ли, Наоми нисколько не возмущалась, ничего такого. Она только сказала, что Давина всегда была помешана на сексе, но ведь нужно понимать, что не все такие, как она. Да, Наоми вела себя совсем не так, как вела бы себя я, если бы такое произошло с моим ребенком — ну, если бы он у меня был. Она сказала просто, что это дело Дейзи — так, будто мы с ней не сошлись во мнении по какому-то рутинному вопросу — например, выставлять ли в галерее одежду. Я вскипела. Наговорила много всего о том, в какой морально опасной ситуации девочка оказалась, да, впрочем, все впустую. Тогда я отправилась прямо к Дейзи. Перехватила ее на выходе из школы. Сказала, что у меня сломалась машина, и попросила подвезти домой.
— И обо всем с ней говорили?
— Она посмеялась, но было видно, что ей… в общем, противно. Харви ей никогда не нравился, и теперь она, как мне показалась, полностью разочаровалась в своей бабке. Дейзи много раз повторила, что не ожидала такого от Давины. Она рассказала мне все без всякого смущения, она была очень мила — она вообще милая, — и оттого вся эта история почему-то выглядела еще гнуснее. Они собирались все вместе ехать куда-то на каникулы, и это не давало мне покоя. Я не знала, что предпринять. И все время представляла, как старый Харви… как он насилует Дейзи. Глупо, конечно, я знаю — все же не думаю, чтобы он был на такое способен. Кем бы ни были эти люди, это не их стиль.
Вексфорд не вполне понял, о каком стиле она говорит, но не стал перебивать. Джоан Гарленд, увлеченная и возбужденная рассказом, оставила недавние смущение и скрытность.
— Они вот-вот должны были вернуться, когда я столкнулась с этим парнем, Николасом — Вирсон, так, кажется, его фамилия? Я знала, что он что-то вроде ухажера у Дейзи — то есть был к этой роли ближе других. И я подумывала, не рассказать ли ему. Слова рвались у меня с языка, но он же такой надутый осел… Я представила, как он побагровеет и будет возмущенно восклицать… И не сказала. А сказала Канониру — послала ему письмо. В конце концов, ведь он ей отец. Я думала, в такой ситуации даже этот негодяй Гаррет не сможет не вмешаться. Но я, конечно, ошиблась. Ему было совершенно плевать. Оставалось надеяться только на Дейзи — на ее здравый смысл. Она ведь была уже не ребенок — в семнадцать-то лет. Но этот Канонир — да какой он, к свиньям, отец?!
Согласно желтым страницам, только в одном Кингсмаркэме проживало семь оружейников — пять в Стовертоне, и три в Помфрете, а еще двенадцать набиралось по окрестным деревням.
— Это просто чудо, что у нас еще остались какие-то звери в лесах, — сказала Карен Малэхайд. — А что мы собственно, ищем?
— Того, у кого подрабатывал, у кого научился перенарезать стволы и у кого брал инструменты Кен Харрисон.
— Вы шутите, сэр, или как?
— Боюсь, что да, — ответил инспектор Берден.
XXIV
На подъезде к главным воротам инспектора обогнал Фред Харрисон в своем такси. Видимо, поехал за Джоан Гарленд, подумал Вексфорд, отвечая на приветственный взмах Фреда, — за Джоан, которая приедет выразить Дейзи свои соболезнования. Соболезнования? Конечно. Почему нет? Удивительно, каких только надругательств ни терпит любовь. Только посмотреть на всех этих избиваемых жен и заброшенных, не видящих ласки детей. Дейзи наверняка сохранила в себе благоговейное восхищение перед бабкой, скрепленное настоящей душевной привязанностью. Что до Харви Коупленда, то он всегда был ей откровенно безразличен. А уж ее мать Наоми Джонс относилась к тем безвольным и смиренным людям не от мира сего, которые нередко вызывают в окружающих самую нежную любовь.
Вексфорд знал кое-что, чего, наверное, не знала Джоан Гарленд. Все эти факты из писем, перепечатанных в «Санди Таймс». Несостоявшееся супружество с Десмондом Флори. Десять лет она жила с мужчиной, «как сестра с братом» — подобающий эвфемизм тех лет, — и не имела права даже пожаловаться: такие нравы были в ее среде. От двадцати трех до тридцати трех — для любого человека это время сексуального расцвета. У нее эти годы пропали, прошли впустую — и эту потерю никакое будущее не способно было возместить. И вот в конце войны, в один из последних дней которой Десмонду Флори суждено погибнуть, у Давины появляется любовник, человек, который станет отцом Наоми.
Разведение лесов в Танкреде было выходом нерастраченной энергии всех тех десяти лет. Интересно, подумал Вексфорд, если бы Десмонд не оказался бессильным со своей женой, шумели бы сейчас вокруг Танкреда эти леса? Пожалуй, все сладострастие Давины вполне объяснялось десятью годами подавления чувственности. Этот опыт, видимо, так никогда и не изгладился — десять лет, вычеркнутых из жизни. Она понимала, что эту пустоту, эту пропасть никогда не заполнить, что бы там в жизни ни случилось потом.
129 
