очень нудно 
45 
Верхняя записка сообщала то, что он уже знал и так: Дейзи Флори можно найти у миссис Джойс Вирсон в Тэтчед-Хаусе на Касл-лайн в Майфлите. Но было там и кое-что, чего он не знал, — телефонный номер Тэтчед-Хауса. Вексфорд вынул свой мобильный и набрал нужные цифры.
Ответила ему женщина. Решительным, надменным и властным «Алло?». Вексфорд назвал себя и сказал, что хотел бы завтра, около четырех часов пополудни, встретиться и побеседовать с мисс Флори.
— Но ведь завтра суббота!
Он признал это — и не встретил дальнейшего противоречия.
— Ладно, я думаю, это возможно, если вы так хотите. Найдете дом? Как вы думаете добираться? Автобус ходит плохо.
Инспектор сказал, что прибудет в четыре, и нажал кнопку отбоя. Открылась дверь, и в комнату хлынула мощная струя свежего вечернего воздуха. Вошел Барри Вайн.
— Откуда ты явился? — спросил Вексфорд угрюмо.
— Звучит нелепо, но она исчезла. Миссис Гарленд. Джоан Гарленд. Она пропала.
— Что ты имеешь в виду — «пропала»? Что ее нет дома? Это вовсе не одно и то же.
— Пропала. Никто не знает, куда она могла поехать. Она никому не говорила, что уезжает, никому не оставляла никаких указаний или сообщений. Ее никто не видел с вечера вторника.
Старики смотрели телевизор. Ужин, который здесь подавали в пять, уже закончился, для них наступил вечер и приближалось время сна — восемь тридцать, час отбоя.
Перед телевизором выстроились полукругом кресла и коляски. С экрана на престарелых зрителей смотрело грубое лицо, портрет-робот танкредского убийцы. Когда-то, много лет назад, такой тип лица обозначали словами «белокурая бестия». Именно это выражение вспомнила сейчас одна из зрительниц, театральным шепотом обратившаяся к соседу: «Смотри, каков! Настоящая белокурая бестия!»
Бердену она показалась одной из самых живых пациентов дома престарелых «Кинбрук», и он почувствовал облегчение, когда именно к ее стулу подвела его и Барри Вайна встречавшая их сотрудница, усталая худенькая девушка. Старушка огляделась и улыбнулась — когда она поняла, что посетители, кто бы они ни были, пришли именно к ней, ее удивление сменилось самым настоящим восторгом.
— Иди, тут к вам пришли. Люди из полиции.
Улыбка не исчезла. Она стала шире.
— Эй, Иди, на что ты им можешь сгодиться? — спросил давешний сосед.
— Я? Не иначе, на что-то веселенькое!
— Миссис Чауни, я инспектор Берден, а это — детектив сержант Вайн. Можем ли мы немного поболтать с вами? Нам, видите ли, очень хочется узнать, где можно найти вашу дочь.
— А которую? У меня их шесть.
Как Берден позже признался Вексфорду, это заявление так его огорошило, что на мгновение он лишился дара речи. А Иди Чауни усугубила ситуацию, гордо объявив — всей аудитории, которая, очевидно, слышала это уже много раз, — что у нее есть еще пять сыновей.
Все живы, все благополучны, все живут на родине. Эта немыслимая для многих культур ситуация показалось Бердену отвратительной: ни один из одиннадцати детей не взял мать под свое крыло, не дал приюта в своем доме. Вместо этого они предпочли сложиться — вероятно, свою долю внес каждый — и поместить мать в этот несомненно дорогой приют-в-конце-пути для никому не нужных стариков.
Пока они шагали по коридору в комнату миссис Чауни, куда, вызвав новое озорное замечание старого шутника, предложила пройти худенькая служительница, Берден подумал, что один из десяти остальных детей Иди рассказал бы им больше. Но он оказался не прав: дошагав до комнаты без посторонней помощи, пригласив их войти и попутно жалуясь служительнице на недостаточное отопление, Иди произвела на них впечатление человека, владеющего сознанием и речью не хуже любого другого тридцатью годами моложе.
На вид ей было под восемьдесят. Маленькая бойкая старушка, щуплая, но широкобокая и слегка кривоногая — крепкое тело позволило ей родить много детей. Жидкие волосы Иди были окрашены в темно-каштановый цвет. И лишь похожие на древесные корни руки с шишковатыми суставами предавали ее и подсказывали, что, должно быть, это артрит приговорил ее к Кинбруку.
В комнате Иди Чауни, кроме стандартного набора мебели, были и ее личные вещи. Главным образом фотографии в рамках. Они теснились на подоконнике и на столах, на прикроватной тумбочке и на маленьком книжном шкафу — люди, запечатленные на фоне собственных домов с женами и мужьями, детьми и собаками, все в возрасте от сорока до пятидесяти пяти. Вероятнее всего, Джоан Гарленд тоже была среди них, но узнать ее детективы при всем желании не могли. Заметив, что Берден разглядывает фотографии, миссис Чауни сказала:
45 
