ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>




  172  

Когда артельщики сели за стол, Ландура слила кипяток и вывалила варёные огурцы в широкое деревянное блюдо. Потрясённые старатели застыли с разинутыми ртами.

Но, что поделаешь, никогда тунгуска не видывала этих овощей и не знала, как их едят. Поднимать гвалт приискатели не стали, так как не хотели обижать Парфёнова, которого уважали и ценили пуще всяких огурцов. Посмеялись и забыли…

Игнатий воспитывал своих подчинённых доверием. На съёмках золота сам Парфёнов редко присутствовал, поручал это дело артельщикам по очереди, а он потом относил золото в скупку и, вернувшись, благодушно говорил:

— Ну-у, ребятки, сегодня сдали столько-то, наши весы малость прибрёхивают, приёмщик нам чуток прибавил весу, ясно дело, отказываться грешно от прибытка…

Повесит на гвоздик квитанцию, а там же на полочке весы и разновесы хранятся. Золото сдавали не всякий день, оно лежало чуть ли не на виду, и никто на него не зарился, не посягал.

Игнатий больше интересовался, сколько промыли тачек песков, куда вильнула струя россыпи. Если добыча падала, то подзовёт молодых: «Ну-ка, робятки, вы не курите, силёнок с избытком, пробейте пару опережающих шурфиков, вон та-ам», — приказывал уверенно и строго, но никогда не отчитывал за вину при всех.

К примеру, отведёт на перекуре в сторонку или задержит кого вечером на делянке и обожжёт укоризненным взглядом.

— Как тебе не стыдно, ядрена-корень, так с мамкой нашей шутковать. Ить она мужняя баба, шитвой нас обеспечивает, кормит и поит, ночей в хлопотах недосыпает, а ты, как девку гулящую, Нюркой её обзываешь? Нехорошо-о… Ежель ишшо раз услышу, собирай манатки и скатертью дорожка, иди с Богом.

…Игнатий поседел за последние годы, изморщинился, но ещё был крепок и разворотлив. Сейчас смачно жевал варёный огурец да нахваливал Ландуру.

— При моей бедности зубов, съеденных проклятой цингой, наипервейшая пища, молодец, тёща. Их можно в таком виде совсем не жевать, только посасывай себе, — хитро подмигнул тридцатилетнему крепышу Ивану Бутакову. — Ванька, у вас там под Качугом в деревне все однофамильные, што ль?

— Все, как есть, — с готовностью отозвался Иван, — деревня Бутаково зовётся от этова. Есть недалече Антипино, там все Антипины, в Павлово одни Павловы проживают. Так уж повелось.

— Как же вы баб и ребятишек не перепутываете?

— Знамо дело, бывает в такое… дык, всё одно, Бутаковы родятся, разницы нету…

Появилась гармонь, и потекли одна за другой раздольные песни. Игнатий спел свою любимую «Забубённую головушку», но показалась она ему чрезмерно горькой, ибо жизнь приискательская стала совсем иной.

Он вызвал из барака на свежий воздух Ивана Бутакова, они присели в издальке от дверей на ошкуренные брёвна. Легонько охватила жаркие спины ночная прохлада.

— Вот что, Иван, тебе хотел сказать, — начал Игнатий, — в артельке мы только двое партейцы… ты ведь сам видишь, что всё кругом на приисках творится не стихийно, а воротят жизни на правильное русло кадровые партейцы, старые партизаны с большевистской закваской.

Я сначала был сочувствующим, всё приглядывался, а, как довелось вступить в их ряды, то понял, что партейное слово несу в себе. Как на белый свет снова народился от такой ответственности. И ты мне помогай. Мы с тобой самое трудное должны шутя сделать.

Ты у мамки нашей, у Нюры, к примеру, хлеб добрый научись печь и обучи этому Ваську Трошина, чтобы в любой момент у нас замена была, да и не только хлеб… обязаны мы всё уметь, всему любого научить. На нас люди глядят, их надо убедить и разъяснить политику…

Ко мне как-то этот самый Васька подходит и суёт газету, а там пропечатано, как счас помню: «Троцкий выслан из пределов СССР постановлением особого совещания ОГПУ за антисоветскую деятельность», — Васька ко мне подступается, разъясни да обскажи, что за деятельность у него была, а я, как пенёк трухлявый, молчу, ни хрена не знаю.

А через полгода он мне опять напомнил, говорит: «По Алдану в Укулан приплыл парохода Якутскгоспара „Лев Троцкий“, почему, дескать, до сих пор злостный оппозиционер мутит воду наших рек и корабль не переименован хотя бы в „Коммунар“?»

Я на Ваську блымкаю глазами, ничего не могу ответить… Грамотёшки имею маловато, ясно дело, а учиться поздновато. Беда…

— Игнатий, ты случаем не знаешь Костю Шатрова из мастерских?

— Как не знаю! Кайлушки к нему не раз оттягивать на горн таскал. А чё с ним?

  172