читайте - не пожалеете 
35 
— Да ну-у?! Ясно дело… Это, как же я в них не угодил, завсегда в самых пеклах кручусь. А тут не подфартило, сказывай?
— Чё сказывать… Если б тут искони не жил, не привечал всех заезжих тунгусов и якутов, счас бы тут старой дружбе смерть отвели. А было так… Я тебе, Сохач, вроде попу, исповедуюсь, можа камень с души слезет.
Так вот, в прошлом годе весной, когда я тебя проводил нартами вниз по этой реке, вызывает меня заведующий факторией прииска Скобельцинский товарищ Васильев, так, мол, и так, управлением снабжения пятой армии решено отправить экспедицию для разведки золота на Толмоте, притоке реки Алдана.
В позапрошлом годе вернулась оттуда малая артелька, добыла паромным способом фунтов двадцать. Начальником этой экспедиции шёл инженер Емышев, за охрану отвечал краском Чикин. Емышев разделил всю экспедицию на три части, навербовал народ.
Каждой партии выделил поровну нарт, снаряжения и продуктов. Меня определили в третью партию проводником. Кто-то прознал, что на Алдан мы с тобой ходили ишо в экспедиции инженера Иванова, при старом режиме. Отказаться не дозволили.
В нашей партии было много наёмных китайцев и корейцев. Первую партию повёл Марьясов, ты ево знаешь, пошёл он туда всем табором, с женой и малыми детьми, у нево их пятеро настругано. Успели они дойти к самому Толмоту. Вторую партию вёл краском Чикин, а проводниками были зейские приискатели.
Их первых и пристигли на ручье Коряк недалече от реки Чульман. Только бедолаги устроились на ночевье — и откуда ни возьмись — банда. Врасплох застигли и выбили всех наших поголовно.
В конце апреля догнали нашу партию на реке Эрге, как раз с берега к ней спускались, и вдруг со всех сторон посыпались люди с ружьями, стрельба зачалась, паника.
Наших поперва убили человек пять, остальных разоружили и согнали к реке. Даже ножи позабирали, отделили китайцев и угнали куда-то. Потом меня угадали якуты из банды, стали упрашивать своего атамана, и он меня отправил к китайцам. А всех остальных кончили.
Легло более полусотни неповинных людей, а это — только в нашей партии. Главарь заставил меня рубить большое зимовье, а китайцы помогали. Их позже отпустили домой, а я выбрал момент и сбежал…
Счас дошёл слух, что и первую партию банда нашла. Оставили жить только Марьясова с семьёй, тоже выручили проводники — эвенки и якуты. Вот такие дела. Где эта лихая банда счас околачивается — неведомо.
В ней и русские, и якуты, и орочены, и китайцы. Я, как прибёг на Муравьевский прииск, так до сих пор не могу успокоиться. Спать в бараках боялся поперва, сколь же можна нас истреблять кому не лень?
Всю жизнь только и делов, что дрожишь за шкуру свою. Не ходи, Сохач, грохнут. В самое пекло лезешь. Не ходи, надо переждать.
— А, как же советская власть, неужто у ей словить некому эту банду? — хмыкнул Игнатий.
— Власть пока далеко, не может объять Якутские земли. Тут Постников, начальник Ларинского управления наезжал по всем приискам Тимптонским, агитировал золото добывать новой власти, продуктов завезли в факторию, винтовку каждому выдали и пятьдесят патронов к ней. А чё толку?
Напужанный народ до смерти. Днём работают, а ночью в тайге хоронятся. Будет ли дело — не знаю. Многие на Владимирский прииск подались да по Опаринскому тракту — на Зею. Там крепко власть стоит.
Ихний начальник ГПУ Балахин в героях ходит. Сколь он хунхузов приструнил, банд под корень извёл — молятся люди на ево дела. Позволяет спокойно работать и жить по-людски. Он и сюда в двадцать первом годе приходил. Ты никак Жучка знал по Зее, Игнат?
— Кто ево не знал, ясно дело — помню, — оторвался от своих дум Парфенов и протянул банчок Соснину, — уголовный каторжанец твой Жучок.
Видать, ты мне хошь рассказать ево историю про Тырканду? И ишо боле припугнуть? Дак я никому не сказывал, тебе даже прошлой весной не открылся. Был я в то время в Тырканде и все зверства Жучка своими глазами видал.
— Но?! — удивился, даже привстал с бревна Мартыныч. — Погодь, погодь… А как же ты живой тут сидишь?
— Хм… Твой легендарный Балахин и отпустил, даже тулун золота не стал отымать. Вон там, — Парфёнов махнул рукой на север, — в Верхнеалданской резиденции бывшего Сибирского товарищества я последний раз и видел каторжанца Жучкова, по кличке Жучок.
А попал в перехлёст с им, как всегда, негаданно. После партизанства и ослобождения меня из «эшелона смерти» вернулся на Зею и двинул на Золотую гору бить шахты.
35 
