120 
— Нет, я, — сказала Адамс. — Нельзя было это продолжать. Мне нельзя было подставлять Джеймса под удар. Я знала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Знала, и все же… — Она всхлипнула.
Дана понимала, что их сближает и то, что обе они не могут целиком отдаться скорби по любимому человеку, но как бы сильно она ни любила Джеймса, любила она его как сестра. Для Адамс же он был другом сердца. Она имела право знать, как это все с ним произошло.
— Его нашли за кушеткой, — сказала она. — Оба его убийцы сейчас мертвы. Мы полагаем, что их нанял и подослал к Джеймсу охранник вашего мужа, и он же потом их убил.
— Питер Бутер. — Имя это в устах Адамс прозвучало как ругательство. — Он вырос с Робертом. Страшный человек. Бессовестный.
— Больше он никому не сможет причинить зла.
Адамс вздохнула словно с облегчением.
— В карманах одного из убийц была найдена большая сумма денег. Думаю, им заплатили за то, чтобы они проникли в дом, и снабдили каждого списком вещей, которые необходимо было оттуда вынести, причем первыми в списке, несомненно, значились серьги. Каким-то образом ваш муж прознал, что вы их там забыли. Когда Джеймс неожиданно застал их в доме, они, по-видимому, обронили одну серьгу, а поискать ее у них не было времени. Я нашла серьгу под кроватью.
Адамс покачала головой:
— Обычно я клала все украшения в сумочку, но в тот вечер… Это был наш последний вечер вместе. Даже поговорить вволю, даже раздеться у нас не было времени. Я положила серьги на подоконник возле его кровати за шторы. Уехала я уже ночью и не хотела его будить. Я была так взволнована, не думала ни о чем, кроме того, что больше его не увижу. Наверное, я считала, что положила серьги в сумочку, как делала это всегда. Но в следующий раз, когда они мне понадобились, на месте их не оказалось. Я была в панике, но потом нашла в сумочке обе серьги. Очевидно, Роберт подложил копию к той серьге, что была найдена. — Обеими руками Адамс стерла со щек льющиеся слезы. — Не знаю уж, как именно это стало ему известно, но мне всегда мало что удавалось от него скрыть. — Неверными шагами она прошла к простому креслу с мягкой обивкой. — Когда я услышала о том, что произошло, у меня сразу возникли подозрения, но я не хотела им верить… — Ей было трудно говорить. — Господи, как же это больно! Как невыносимо больно знать, что его больше нет, а я не могу даже с кем-то поделиться, поговорить об этом! Я хотела пойти на похороны, но не решилась. Я была в таком состоянии… так боялась…
Дана присела на черную кожаную кушетку.
— И как долго все у вас было так?
— Да разве когда-нибудь было у меня иначе? — с горестной насмешкой возразила Адамс. — Роберт всегда держал меня в подчинении. Когда тебе восемнадцать и ты вдали от дома, это нравится. Знать, что есть человек, который так о тебе заботится, было приятно, давало ощущение надежности, комфорта. Он не давал мне и пальцем пошевелить. Покупал мне одежду, говоря, что ему это нравится и его семья может себе это позволить. Он указывал мне, какими духами душиться, какую прическу носить, всё указывал. В восемнадцать лет это просто кружит голову — сознание, что тебя так любят! Я буду откровенна с вами, Дана, — его богатство также сыграло здесь свою роль. Он предусматривал все. Единственное, что мне приходилось делать самой, — это вставать по утрам. — Она покачала головой. — В первые же мои летние каникулы я не уехала домой, потому что Роберт сказал, что хочет, чтобы я была рядом. Он снял для меня квартиру возле университета, так что даже зарабатывать мне на нее не пришлось. Сказал, что у меня был очень напряженный семестр и мне надо отдыхать. И даже составил для меня расписание — режим дня. Он сказал, что это приучит меня к дисциплине.
Адамс улыбнулась своим воспоминаниям.
— Когда Джеймс навестил меня в это лето и увидел на стене расписание, он расхохотался. Спросил, не сошла ли я с ума. Я постеснялась сказать ему, что это расписание составил Роберт. Джеймс взял черный фломастер и написал через весь лист: «Уехала на рыбалку» и сказал, что мы отправляемся в Кингдом на бейсбольный матч, потому что я никогда не была на бейсбольном матче. — Она засмеялась. — Мне так понравилась эта идея. Я переоделась в бриджи и топ, надела сандалии. — Улыбка ее померкла. — Роберт ненавидел на мне такую одежду. Считал, что она делает меня вульгарной. — Она наклонилась вперед и сжала руки, словно борясь со спазмами в животе. — Мотор в машине Джеймса не заводился, и я помню, как боялась, что поездка не состоится, но Джеймс сказал, что на матч мы все равно отправимся, пускай пешком. Он сказал, что не видеть никогда бейсбольного матча вживую — это большое упущение. И в этом он тоже оказался прав. Я жевала что-то совершенно неподобающее, и Джеймс учил меня, как свистеть с пальцами во рту, и как подбадривать участников, и как выражать несогласие с арбитрами. А после матча мы закатились в один из местных баров и пили там пиво. — Она опять устремила взгляд за окно в сад. — На обратном пути мне все казалось, что я вернулась в детство и уезжаю с озера Тахо, потому что лето кончилось и надо уезжать. Понятно, что лето не могло длиться вечно, а все же жаль.
120 
