36 
В Ферраре откликнулся автоответчик, сообщивший, что это офис Гавини и Каппелли, предложил назвать имя, телефонный номер и объяснить причину звонка. Брунетти положил трубку.
В Аквилее он говорил, судя по всему, с пожилой женщиной, которая сказала, что никогда не слышала о Франко Росси. Номер в Мессине больше не обслуживался.
В бумажнике Росси Брунетти не нашел водительских прав. Хотя многие венецианцы не водят автомобиль, проверить все-таки стоило: отсутствие дорог едва ли может стать для итальянца помехой в удовлетворении своей страсти к скорости. Он позвонил в отдел магистратуры, где выдаются водительские удостоверения, и выяснил, что права были выданы девяти Франко Росси. Брунетти заглянул в удостоверение личности Росси, выданное Кадастровым отделом, и назвал дату рождения. Выяснилось, что этот Росси права не получал.
Брунетти еще раз набрал номер в Ферраре — вновь автоответчик. Тут зазвонил телефон на его столе.
— Комиссар? — Это был Вьянелло.
— Слушаю, сержант.
— Нам только что позвонили из участка в Каннареджо.
— Того, что расположен рядом с этой новой шикарной гостиницей «Тре Арчи»?
— Да, синьор.
— Что там?
— Какой-то мужчина сообщил, что из квартиры над ним доносится неприятный запах.
Брунетти ждал продолжения. Не нужно быть семи пядей во лбу, рассуждал он, чтобы сообразить, что комиссару полиции не будут звонить по поводу неисправного водопровода или невыброшенного гниющего мусора.
— Дверь вскрыли. Нашли труп молодого человека, студента, — сказал Вьянелло, положив конец умозрительным построениям Брунетти.
— Причина смерти?
— Они считают, похоже на передозировку.
— Как давно они звонили?
— Приблизительно десять минут назад.
— Надо ехать.
Когда они вышли из квестуры, Брунетти удивился, что на улице так тепло. Была у него такая странность: хотя он всегда знал, какой сегодня день недели и дату, ему частенько приходилось напрягаться, чтобы сообразить, весна на дворе или осень. Вот и сейчас, ощутив тепло, он вспомнил, что наступила весна и с каждым днем будет становиться все жарче.
В этот день на катере дежурил другой рулевой, некто Пертиле, которого Брунетти недолюбливал: тот был antipatico. Брунетти, Вьянелло и два криминалиста забрались на палубу, катер развернулся в зоне bacino [10] и, когда они вошли в Арсенальный канал, Пертиле включил сирену и рванул на скорости, подрезав несколько вапоретто пятьдесят второго маршрута, которые только что отошли от остановки водных трамвайчиков «Тана».
— Это не эвакуация во время ядерной войны, Пертиле, — выговорил ему Брунетти.
Рулевой оглянулся, убрал руку со штурвала, и вой сирены прекратился. Брунетти казалось, что Пертиле продолжает вести катер на максимальной скорости, но воздержался от замечаний. Оставив Арсенальный позади, Пертиле резко повернул налево и проследовал мимо привычных остановок: «Больница», «Фондамента Нуова», «Ла-Мадонна-дель-Орто», «Сан-Алвизе», а затем свернул в начало канала Каннареджо. Как раз после первой остановки они заметили полицейского, стоящего на riva [11] и помахавшего им, когда они приблизились.
Вьянелло бросил ему швартов. Увидев Брунетти, полицейский отдал честь и протянул руку, чтобы помочь комиссару выбраться из катера.
— Куда идти? — спросил Брунетти, как только вновь почувствовал твердую почву под ногами.
— Вниз по этой калле, синьор, — сказал полицейский, отходя от Брунетти и сворачивая в узкую улочку, которая пролегала между каналом и районом Каннареджо.
Остальные тоже вышли, и Вьянелло повернулся сказать Пертиле, чтобы тот подождал их. Брунетти шел рядом с полицейским, остальные — за ними гуськом.
Идти было недалеко, и спрашивать, какой именно дом, не пришлось: впереди, примерно метрах в двадцати, они увидели небольшую толпу перед входными дверями, у которых, сложив руки на груди, стоял полицейский в форме.
Когда Брунетти подошел, от кучки людей отделился мужчина, но не предпринял попытки приблизиться к полицейским. Он просто отошел от других и стоял, наблюдая за приближением полиции. Он был высокий, очень бледный, и у него был самый отвратительный нос горького пьяницы, который Брунетти когда-либо видел: воспаленный, неестественных размеров, изрытый ямками и почти синий на кончике. Его физиономия напомнила Брунетти лица, которые он когда-то видел на картине старого нидерландского мастера, кажется, она называлась «Христос, несущий крест»: отталкивающие, перекошенные, не предвещающие ничего, кроме боли и зла для всех, кто попадает в пределы их зловредного влияния. Понизив голос, Брунетти спросил:
36 
