очень нудно 
65 
Брунетти, пожалуй, мог бы объяснить — зачем, однако не посчитал нужным высказываться. Он хотел было отдать криминалистам приказ вернуться к зданию, чтобы провести-таки процедуру осмотра места преступления, но передумал. Поблагодарил за информацию и положил трубку.
Десять лет назад подобный разговор вызвал бы у Брунетти приступ праведного гнева, а сейчас лишь в очередной раз подтвердил его нелицеприятное мнение о коллегах-полицейских. Бывали случаи, когда он задавался вопросом: а не состоит ли большинство из них на службе у мафии? Нет, утешал себя комиссар, это просто еще один пример столь свойственной венецианцам лености ума. А может, так проявляется отчаяние, которое он и сам неоднократно испытывал при мысли, что любая попытка помешать совершению преступления, предотвратить его или наказать преступника обречена на провал…
Почти физически ощущая, как на него угнетающе давят стены кабинета, он запер в ящике стола документы, касающиеся Волпато, и вышел из улицу. Весенний вечер соблазнял его своими прелестями: садилось солнце, громко пели птицы, с другой стороны канала доносился сладкий аромат глициний. К нему подбежала бездомная кошка, начала тереться о ноги. Брунетти наклонился и почесал ее за ухом, размышляя при этом, что делать дальше.
Он дошел до набережной, проделал часть пути на вапоретто и вскоре очутился неподалеку от калле, на которой нашли Росси. Свернув в переулок, он увидел то самое здание. Сейчас возле него не наблюдалось никаких признаков жизни. Рабочие не взбирались на строительные леса, ставни на окнах были плотно закрыты. Комиссар подошел к дому и стал внимательно рассматривать дверь, запертую на висячий замок. Замок выглядел внушительно, но шурупы, фиксирующие скобы, проржавели, и их легко можно было вынуть. Именно это он и сделал.
Дверь распахнулась. Брунетти шагнул внутрь. Из любопытства обернулся, чтобы посмотреть, сможет ли закрепить замок с внутренней стороны. И правда, шурупы можно было вставить обратно в дырки. Проделав все это, он остался доволен: снаружи дом казался надежно запертым.
В конце коридора Брунетти увидел лестницу. Поднимаясь на третий этаж по каменным ступеням, он не слышал своих шагов.
Наверху он на мгновение остановился, чтобы сориентироваться, так как немного запутался, пройдя несколько витков по лестнице. Свет падал откуда-то слева, поэтому комиссар решил, что это, должно быть, фасад, и повернулся туда лицом.
Сверху донесся какой-то звук, тихий и приглушенный. Он замер и стал вспоминать, где на сей раз оставил пистолет: дома, в небольшом металлическом сундучке, запертом на замок, или в кармане куртки, висящей в шкафу в кабинете. Брунетти решил, что бесполезно размышлять о том, где может быть пистолет, если он точно знает, что не взял его с собой.
Он ждал, сдерживая дыхание: у него было явное ощущение присутствия человека прямо над ним. Переступив через пустую пластмассовую бутылку, он подошел к дверному проему, взглянул на часы: шесть двадцать. На улице скоро начнет смеркаться, внутри уже было бы темно, если бы не отсветы заката, проникающие через окна.
Брунетти умел ждать. Когда он снова посмотрел на часы, было шесть тридцать пять. И вновь сверху донесся шум, раздавшийся уже ближе. Вскоре послышался тихий звук приближающихся шагов, поскрипывали ступени деревянной лестницы, ведущей с чердака.
Брунетти закрыл глаза и затаил дыхание. Расслышав шевеление на лестничной площадке прямо перед собой, он открыл глаза и, увидев какие-то неясные очертания, шагнул вперед с криком:
— Стоять! Полиция!
В ответ раздался животный крик ужаса. Чье-то тело рухнуло на пол почти к ногам Брунетти. Человек продолжал издавать пронзительные, писклявые звуки, от которых у комиссара зашевелились волосы на голове.
Он отступил назад и открыл окно, распахнул деревянные ставни, чтобы впустить в комнату угасающий дневной свет. На мгновение ослепленный, он повернулся и сделал шаг в сторону дверного проема, откуда все еще доносились звуки, теперь уже больше напоминающие человеческие.
Как только Брунетти увидел парнишку, свернувшегося калачиком на полу и закрывающего руками втянутую в плечи голову и тщедушное тело, пытаясь защитить их от ожидаемых пинков и ударов, он узнал его. Один из троицы наркоманов, совсем мальчишек — все немного старше двадцати. Ребята ошивались в окрестностях кампо Сан-Бортоло, перекочевывая из бара в бар, постепенно теряя связь с реальностью и плохо понимая, что день переходит в ночь, а один год сменяет следующий. Это был самый высокий из них, Джино Зеччино, которого часто арестовывали за торговлю наркотиками и несколько раз — за нападение на иностранцев или угрозы в их адрес. Брунетти не видел его почти год и поразился переменам в его внешности. Истощен до предела, на отросшие сальные волосы невозможно смотреть без отвращения, передние зубы отсутствуют, щеки ввалились. Он выглядел так, будто много дней ничего не ел. Джино был родом из Тревизо, близких в Венеции у него не было, он жил с двумя друзьями в доме за кампо Сан-Поло, уже давно хорошо известном полиции.
65 
