82 
— Нашли? — удивился он.
— Нашли, — подтвердила она.
Он посмотрел на единственный листок, который держал в руке, документ, в котором ему бросились в глаза слова «о разрешении на строительство», сложил его и сунул обратно в конверт, размышляя, что ему делать: спрашивать или не спрашивать.
Протянул жене конверт и спросил требовательным тоном:
— Твой отец имеет к этому какое-то отношение?
Он наблюдал за выражением лица Паолы. Двадцатилетний опыт общения с нею подсказал ему, что она долго размышляла, говорить ли ему правду и что в итоге отказалась от этой мысли.
— Возможно, — ответила она.
— Что это означает?
— Мы говорили о тебе, — начала она, и он постарался скрыть удивление: с каких это пор Паола обсуждает его со своим отцом? — Он спросил, как ты, как твоя работа, и я сказала, что сейчас у тебя больше проблем, чем обычно.
Он уж было собрался обвинить ее в разглашении его профессиональных секретов, но она объяснила:
— Разумеется, я никогда не рассказываю ему или кому-то еще подробностей, но я действительно сказала, что ты озабочен больше обычного.
— Озабочен?
— Да. Ситуацией с сыном Патты и тем, как он собирается решать эту проблему, — ответила она. — И этими бедными погибшими молодыми людьми. — Увидев выражение его лица, она поторопилась заверить: — Ничего этого я не упоминала, просто пыталась объяснить отцу, насколько трудно тебе в последнее время приходится. Не забывай, что я живу с тобой в одном доме и сплю в одной постели, так что и без ежедневных отчетов понимаю, что тебя беспокоит.
Она выпрямилась на стуле, словно решила, что разговор окончен и она может встать и пойти принести им выпить.
— Что еще ты сказала ему, Паола?
Он не собирался так легко сдаваться.
Она ответила не сразу, зато ответ был правдивым.
— Рассказала о недоразумении с Кадастровым отделом, о том, что предупреждение о демонтаже квартиры висит над нами как какой-то бюрократический дамоклов меч.
Брунетти продолжал настаивать, он хотел знать всю правду:
— И какова была его реакция?
— Он спросил, не может ли он чем-нибудь помочь.
Брунетти настолько устал за последние дни, что готов был махнуть рукой на происходящие за его спиной события и позволить им идти своим чередом. Однако ему было стыдно видеть спокойное двуличие Паолы — его жены, матери его детей, и он не смог промолчать.
— Я же велел тебе не делать этого! — повысил он голос, но тут же исправил свою резкость. — Я же просил тебя.
— Я помню. Поэтому я и не просила отца помочь.
— Не просила? Он сам догадался вмешаться в историю с нашей квартирой?
Брунетти почти кричал.
Она тоже рассердилась:
— Я не знаю, что он сделал! Может быть, он и не делал ничего.
Брунетти показал на конверт, который она держала в руках:
— По-моему, все ясно. Я просил тебя не принимать от него помощь, не вынуждать его использовать своих друзей и связи.
— Но ты не видишь ничего предосудительного в использовании наших, — уколола она мужа.
— Это другое, — упорствовал он.
— Почему?
— Потому что мы маленькие люди. У нас нет его власти. У нас нет уверенности, что мы всегда получим то, что хотим, и всегда сможем обойти закон.
— Ты и в самом деле считаешь, что есть разница? — в изумлении спросила она.
Брунетти кивнул.
— В таком случае, кто такой Патта? — спросила она. — Один из нас или один из сильных мира сего? — Если ты думаешь, что для маленьких людей в порядке вещей пытаться обойти систему, но это неправильно для людей, обладающих властью, то кто тогда Патта? — Видя, что муж колеблется, Паола уточнила: — Я спрашиваю потому, что ты, само собой, и не пытаешься скрыть свое отношение к тому, что он делает, чтобы спасти сына.
Его окатило волной ярости.
— Сын Патты — преступник!
— Но он все-таки его сын.
— И именно поэтому для твоего отца в порядке вещей попирать закон — потому что он делает это для своей дочери?
Как только эти слова слетели с его губ, он пожалел о них, и это сожаление смягчило его гнев, а потом и окончательно потушило его. Паола смотрела на него, приоткрыв рот от изумления, как будто он ее ударил.
Брунетти тут же пробормотал скороговоркой:
— Извини-извини. Я… я не то хотел сказать. — Он откинул голову на спинку стула. Боже, закрыть бы глаза и забыть обо всем! — Мне действительно очень жаль. Я не должен был этого говорить. — Он все же заставил себя еще раз извиниться.
82 
