Погрузившись в собственные мысли, Линли не вчитывался в это описание и обратил на него внимание лишь потому, что в самом конце сообщения, где указывались данные лица, нашедшего тело, внезапно мелькнуло знакомое имя. Линли изумленно следил, как выплывают на экране слова: «Дебора Сент-Джеймс, Чейни-роу, Челси».
Инспектор Канерон, руководивший расследованием на месте преступления у церкви Сент-Джилс, бросил взгляд на часы. Прошло уже три часа с тех пор, как найдено тело. Лучше не сосредоточиваться на этой мысли.
После восемнадцати лет службы в полиции ему следовало бы привыкнуть к зрелищу смерти, приучиться смотреть на труп бесстрастно, словно это не останки человека, настигнутого насильственной смертью, а просто атрибут его работы.
Когда инспектор вел последнее дело, ему показалось, что он обрел наконец способность воспринимать последствия людской жестокости отстраненно, как того требует его профессия. При виде тела давно состоявшего на учете в полиции сутенера, распростертого у подножия замусоренной лестницы в наполовину сгоревшем доме, Канерон не почувствовал ни малейшего желания предаться размышлениям о таящемся в человеке звере, тем более что в глубине души– весьма пуританской, надо сказать, души– инспектор полагал, что мерзавец получил по заслугам. Нагнувшись над телом, осмотрев затянутую на шее удавку и не почувствовав ни малейших признаков дурноты, Канерон уверился, будто достиг той невозмутимости, к которой столько лет стремился.
Но в этот вечер его невозмутимость рассыпалась вдребезги, и Канерон догадывался о причинах этого потрясения: ребенок выглядел точь-в-точь как его родной сын. На один ужасный миг ему даже представилось, что перед ним Джеральд, в уме промелькнул ряд немыслимых событий, цепочка совпадений, начинающаяся с того, что Джеральду сделалась невыносимой жизнь в Бристоле с вступившей во второй раз в брак матерью и ее новым мужем, и завершающаяся его гибелью. В воспаленном воображении Канерона пронеслись ужасные детали: сын позвонил ему домой, не застал, сбежал из дому и отправился на поиски отца куда-то в район Слоу. На обочине его подобрал некий садист, запер в каком-нибудь сарае и принялся пытать, чтобы доставить себе несколько минут извращенного наслаждения. Ребенок умер под пыткой, умер в одиночестве, в страхе и отчаянии. Разумеется, Канерон сразу же убедился, что перед ним отнюдь не Джеральд – для этого достаточно было второй раз взглянуть на тело, – однако этот миг парализующего страха, сама вероятность того, что на месте погибшего мог оказаться его сын, смыла с него безразличие, с каким он надеялся отныне приступать к исполнению своего долга. Теперь Канерону приходилось пожинать последствия заставшего его врасплох мгновения.
Он редко виделся с сыном, он делал вид, будто при своей загруженности лишь изредка может урвать выходной для встречи с ним. Теперь он понимал, что это ложь, – теперь, когда эксперты удалились с места преступления, полицейский врач повез тело в больницу и оставалась одна лишь женщина-стажер, дожидавшаяся, пока начальник позволит ей собрать вещи и тоже удалиться. Правда заключалась в том, что Канерон редко виделся с сыном, ибо свидания эти были для него невыносимы. Где бы они ни встречались, пусть в совсем не домашней обстановке, Канерон остро ощущал свою утрату и начинал осознавать, насколько пустой сделалась его жизнь после того, как распалась семья.
За эти годы Канерон не раз наблюдал, как полицейские разводились с женами, но он и не думал, что его брак также падет жертвой сверхурочных дежурств и бессонных ночей, составляющих неотъемлемую часть работы детектива. Даже убедившись, что жена его глубоко не удовлетворена жизнью, инспектор предпочел не обращать внимания на ее поведение, твердя себе, что женщина она непростая, но если он проявит достаточно терпения, все рассосется, ведь она сама понимает, как ей повезло с ним, кто бы еще мог с ней ужиться, учитывая ее тяжелый характер? Выяснилось, однако, что немало мужчин вполне готовы ухаживать за миссис Канерон, а один из них и впрямь женился на ней и увез ее вместе с Джеральдом в Бристоль.
Канерон налил себе кофе. Напиток выглядел угрожающе черным. Он понимал, что после чашки крепкого кофе не уснет до утра, и все же сделал быстрый глоток, морщась от излишней горечи. Только так разум и сердце смогут вместить случившееся с тем маленьким мальчиком, найденным на кладбище. Запястья и лодыжки ребенка были туго связаны, на теле остались следы ожогов, его перебросили через стену, точно мешок с мусором. А он так похож на Джеральда…