очень нудно 
22 
Первое мое дело пришло как раз от юриста и по странному совпадению было связано с Красными Куртками из Ландсберга. Впрочем, второе — тоже, что, возможно, уже никаким совпадением не было. И следующее за ними также оказалось из той же оперы. Любое из них могло бы перевернуть мою жизнь, но перевернуло только третье. И даже теперь мне трудно сказать наверняка, имели ли касательство к нему два других расследования.
Эрих Кауфман был юрист, неоконсерватор и член так называемого Гейдельбергского союза юристов, центрального координирующего органа по освобождению заключенных Ландсберга. 21 сентября 1949 года я отправился в роскошный офис Кауфмана, находившийся в здании рядом с Дворцом правосудия на Карлсплац. Впечатление было такое, что на площади идет сражение: грохот от бетономешалок, молотков, визг пил — дворец спешно ремонтировали. Дату я запомнил, потому что буквально накануне в новом парламенте выступал представитель правых сил Альфред Лориц, требуя немедленной и всеобщей амнистии для всех, кроме самых серьезных военных преступников — под этими он подразумевал уже мертвых или тех, кто был в бегах. Я читал его выступления в «Зюддойтче цайтунг», когда вошла секретарша Кауфмана, чтобы отвести меня в роскошные апартаменты, которые он скромно именовал офисом. Не знаю, что поразило меня больше всего: кабинет, статья в газете или секретарша, — уж сколько времени прошло, как меня не обласкивала ресницами такая миленькая маленькая фройляйн. Ласковость ее я приписал новому костюму, который сидел на мне как влитой. Однако костюм Кауфмана был куда шикарней, и облегал он владельца, как и положено дорогому костюму.
На вид Кауфману было лет под шестьдесят. Не было сомнений: передо мной еврей, да и имя на дверной табличке выгравировано на иврите — приятная замена недавней желтой звезды Давида в его окнах. Я этому только порадовался: обстановка в Германии возвращалась к нормальной. Что с Кауфманом происходило в войну, я представления не имел, но про такое у людей не спрашивают. Однако за несколько лет после ухода нацистов он, очевидно, весьма преуспел. Не только его костюм был лучше моего, но и все остальное тоже. Туфли явно сшиты на заказ, руки выхолены, а булавка в галстуке сверкала, как подарок ко дню рождения от самой царицы Савской. Даже зубы у него были лучше моих. В пухлых пальцах он крутил мою визитку и, не тратя времени на пустые любезности, приступил прямо к сути. Я ничуть не возражал: на выражения почтения я и сам не очень-то горазд, особенно после пребывания в русском лагере военнопленных. Вдобавок мне не терпелось раскрутить свой бизнес.
— Я хочу, чтобы вы побеседовали с одним американским солдатом, — начал Кауфман. — Это рядовой Третьей армии США по имени Джон Иванов, охранник в тюрьме номер один для военных преступников. Знаете, где она?
— В Ландсберге, наверное.
— Правильно. Именно там. Проверьте его, герр Гюнтер. Выясните, что он за человек: надежный или нет, честный ли, искренний или скользкий тип. Как я полагаю, конфиденциальность дел своих клиентов вы соблюдаете?
— Разумеется, — отозвался я. — Держу рот на замке покрепче, чем Рудольф Гесс.[4]
— Тогда строго конфиденциально сообщу вам, что рядовой Иванов выдвинул ряд обвинений касательно обращения с Красными Куртками и сообщил, что так называемых военных преступников в июне прошлого года намеренно казнили так, чтобы люди умирали долго и мучительно. Я дам вам адрес, где вы встретитесь с Ивановым. — Открутив колпачок ручки с золотым пером, он стал писать на листке бумаги. — Кстати, по поводу вашего замечания о Гессе. У меня, герр Гюнтер, чувство юмора отсутствует. Его из меня выбили нацисты. Выбили в буквальном смысле слова, могу вас заверить.
— Если честно, то и мое чувство юмора не на высоте. Из меня его вышибли русские. Так что вы поймете: я не шучу, когда говорю, мой гонорар — десять марок в день плюс расходы. Предоплата за два дня вперед.
Он и глазом не моргнул. Видно, нацисты над ним здорово поработали — по векам лупить у них особенно хорошо получалось. Но все-таки я сообразил, что, скорее всего, оценил свою работу чересчур низко. Работая в Берлине, я предпочитал, чтобы люди ворчали насчет моего гонорара. Таким образом я избегал клиентов, жаждавших выкачать из меня побольше информации за гроши. Вырвав листок из блокнота, Кауфман протянул его мне.
— На вашей визитке, герр Гюнтер, написано, что вы немного объясняетесь по-английски. Это действительно так?
22 
