очень нудно 
32 
Они вышли на свет за Днепром. Густой сосновый бор принял и укрыл их. Всхрустывали сухие веточки под ногами, шуршала палая хвоя, корабельные сосны возносились к голубеющему небу. Кроны гудели в порывах утреннего ветерка. Густо пахло смолой, хвоей и грибным духом, тяжелая роса осыпалась с кустов, холодила руки и лица. Гомонило множество птиц, лучи солнца золотили сосны у вершин. Откуда-то доносились взрывы и пулеметные очереди, ревели танки. Шел бой. Туда вело множество следов, взлохмативших палую хвою, путь воинов из храма Спаса…
Арина неожиданно остановилась и повернулась, и они снова удивились ее красоте и неземному образу, чему-то неуловимо-таинственному, испускающему свой животворный свет, благость и покой. И вновь, чем больше они смотрели на нее, тем труднее было оторвать взгляд от ее лика и сказать слово…
Они так и пошли, оглядываясь, видя ее со вскинутыми к плечам руками, благословляющую их крестный путь…
* * *
Сокол летел над разрушенным Смоленском, видел жаркий бой под Вязьмой, где схлестнулись в смерти тысячи и тысячи человецев… Он все зрил с непомерной высоты. В небе хищно кружились самолеты, ахали на земле взрывы бомб, разметывая все живое. Он видел страшный бой под Ельней, горящую пшеницу, воронки, кишащие трупными червями… Стонала земля от нашествия, от боли людской, пылали деревни, расстреливался бессловесный скот, люди обезумели в коловерти смерти…
Сокол зрил с высоты, как к измотанным русским частям идет густыми колоннами пополнение со всех лесов и концов света. Пополнение в новеньком обмундировании и с новыми винтовками смешивалось с поредевшими частями и с ходу шло в бой, предпочитая штыковую атаку. Сокол зрил неистовый напор этих частей, он слышал крики этих людей в рукопашной и дивился старому выговору слов… Они не сквернословили, как красноармейцы, стремительно бежали со штыками наперевес, и древний, памятный далеким предкам сокола крик: «У-РА…РА..РА!!!» — парализовал волю врага. Немцы стали бояться, как священного огня, атак этих русских, — пронзала пугающая мысль: «Смертны ли они?!»
Сокол зрил, как мимо него возносились светлым пухом души убиенных в небо, а оттуда косым непрерывным дождем шел звездопад и, коснувшись земли, оборачивался воинскими полками: побатальонно, поротно, повзводно… примыкали штыки и единым махом прямо с марша бросались в штыковую атаку… Еще выше взлетел сокол и зрил оттуда, как со всех концов России ползли эшелоны с техникой и живой силой… как за Москвой эта сила копилась и клубилась, готовая, подобно туче, грозно оборонить ее, покарать врага молниями, смыть с земли русской всеочищающей грозой.
Сокол зрил со своей высоты и Княжий остров, и разрушенный монастырь, зрил под ним храм Спаса и новые тысячи воинов, получающих в нем благословение, до его слуха дотекал стройный монашеский хор из-под земли, сокол зрил много таких мест по всей Руси, овитой океанами и бессмертной в своих пространствах. Он зрил с высоты разбегающихся бесов, досель угнетавших ее, зрил лики новых военных вождей русичей…
Сокол зрил зловонные эшелоны с возвращающимися из лагерей заключенными, пожелавшими воевать с немцами, видел эти штрафные батальоны изможденных людей, бросающихся в атаку с такой же неистовой страстью и отвагой, как и небесные воины… Они все прощали, все вынесли и шли на смерть ради земли самой, а не из страха перед бесами, принесшими им столько зла и горя.
…Были войны, были смутные времена, грозившие расчленить и погубить навсегда эти пространства и этих людей, весь их непокорный род… Но видел сокол такую святую любовь этих маленьких людей к своей огромной Родине, созданной их великими предками, что не сомневался в их победе, как это было много-много раз. Они сливались воедино ратью, и все враги, все беды отступали, только укрепляя ее и расширяя границы…
Сокол зрил Серафима, шатко идущего через болото со своей клюкой и ветхой сумой на боку, в коей животворно и сладко пахла краюха ржаного хлеба. Та самая малость, чем сыт будет вовеки русский неприхотливый человек, отдающий себя до самоистязания работе, молитве, бою смертному, укреплению духа своего…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ХРАМ
ГЛАВА I
Утро следующего дня застало их посреди неубранного пшеничного поля. Вдоль него пролегал шлях, и внезапно появившиеся немецкие машины вынудили упасть в пшеницу, чтобы не быть замеченными. Колонна шла долго — и совсем рассвело. Можно было уползти назад в лес, но в нем тоже послышались близкие голоса немцев и удары топоров.
32 
