66 
В первый его визит в этот дом там ничего не висело. Он подвинулся к плащу, зачарованный и скорее напуганный.
Разумеется, все понятно. Кто-то, очевидно, наконец-то купил это поместье, здесь были рабочие, и один из них оставил свой плащ. Беспокоиться не о чем. Просто у него очень плохие нервы.
— Миссис Примьеро, — позвал он, потому что не мог назвать по имени «Имоджин, Имоджин!» женщину, с которой у него назначено тайное свидание.
Ответа не было. Но у него возникла уверенность, что он не один в доме. «Что ты знаешь о ней, если ты глух и слеп, — насмехался внутренний голос, — что ты знаешь о ее сути?» Он открыл дверь столовой, потом гостиной. Холодный запах сырости встретил его. Вода просочилась под подоконник и образовала лужу, темную, вызывающую ужасные воспоминания. Она и ржавое пятно на мраморе камина напоминали ему разбрызганную кровь. Кто купил бы это место? Кто смог бы переносить это? Но кто-то купил, потому и висела за дверью рабочая одежда…
Здесь она сидела, старая женщина, приказавшая Алисе идти в церковь. Здесь она сидела, закрыв в полудреме глаза, когда миссис Крайлинг постучала в окно. Потом вошел он, кто бы он ни был, со своим топором, и, возможно, она еще спала. Снова и снова угрозы и требования, под ударами топора, а потом — вечный сон.
Арчери вздрогнул от неожиданности так сильно, что ему показалось, будто сердце стиснули скользкие пальцы. Он задохнулся, но заставил себя посмотреть.
— Извините, я опоздала, — сказала Имоджин Айд. — Какой ужасный вечер.
Она должна была быть внутри, подумал он, взяв себя в руки. Но она оказалась снаружи и стучала, стучала, потому что увидела его, стоявшего с потерянным видом. Это меняло дело, потому что она не прятала автомобиль. Он стоял на гравии возле его собственного, влажный, серебристый, поблескивающий, похожий на что-то живое и прекрасное из морских глубин.
— Как вы вошли? — спросила она в холле.
— Дверь была открыта.
— Какой-то рабочий?
— Наверное, да.
На ней был твидовый костюм, и ее светлые волосы намокли. Он изрядно глуп и безнравствен, решил Генри, если думал, что при встрече она бросится в его объятия. Вместо этого она стояла, в замешательстве глядя на него, почти холодно, с двумя морщинками между бровей.
— В утреннюю комнату, я думаю, — сказала Имоджин, — там есть мебель и нет… ассоциаций.
Мебель состояла из двух табуреток и плетеного кресла. Через окно, густо покрытое грязью, ему была видна оранжерея, за расколотые стеклянные стены которой все еще цеплялись усики мертвой виноградной лозы. У него появилось странное чувство, — не без любования собою, — что они прибыли сюда, чтобы покупать дом, его и ее, прибыли рано и теперь вынуждены ждать прибытия агента, который покажет им все вокруг.
«Его следовало бы изучить, — сказал бы он. — Дом, по-видимому, красив в прекрасный день».
«Или мы могли бы есть здесь. Прекрасно, и кухня рядом».
«Придется подниматься по утрам, чтобы приготовить мне завтрак (Любовь моя, любовь моя…)»
— Вы собирались объяснить, — сказала она, и, конечно, не было ни общего ложа, ни общего завтрака, ни вообще какого-либо будущего. Вот было их будущее — эта встреча в сырой утренней комнате с видом на мертвую виноградную лозу.
Он начал рассказывать ей о Чарльзе и Тэсс, об уверенности миссис Кершоу. Едва он коснулся наследства, ее лицо стало еще мрачнее и холоднее, и, прежде чем он закончил, она спросила:
— Вы действительно собираетесь повесить убийство на Роджера?
— Что я моту поделать? Я разрываюсь между вами и Чарльзом.
Она быстро покачала головой, кровь бросилась ей в лицо.
— Прошу вас поверить мне, я не пытался познакомиться с вами потому, что вы — его жена.
— Я верю.
— Деньги… его сестры… Вы не знали об этом?
— Я ничего не знала. Только что они существуют и что он никогда их не видел. О господи! — Лицо ее сморщилось, она провела руками но щекам, глазам, по волосам. — Мы говорим об этом весь день. Он не мог не видеть, что морально должен был помочь им. Только одно имеет значение для него — чтобы Уэксфорд не принял это всерьез как мотив убийства.
— Тем вечером во время преступления Уэксфорд сам видел его в Суинбери.
— Он не знает или забыл. Он сильно мучается, пока не наберется храбрости, чтобы позвонить Уэксфорду. Кто-то сказал бы, что это — ему наказание. — Она вздохнула. — Его сестрам очень плохо?
66 
