79 
Следует долгая пауза. Воображение гимназиста сопоставляет шимпанзе из зверинца и отца, облекает мохнатую обезьяну во фрак и в таком виде помещает на пальму… Да, весьма сомнительный родственник, пускай и дальний…
— Вы предполагаете, — нетвёрдо говорит Владимир, — верность догмата церкви о божественном творении?
— Забудь догматы церкви, когда речь заходит о природе! Церковное понятие божества — это язычество, суеверие, достойное дикарей, но не цивилизованного человека!
Поистине замечательна способность Евграфа Максимовича удивлять парадоксами! Священное Писание отвергает идею Дарвина, Дарвин опровергает Священное Писание. Ни то ни другое не устраивает Евграфа Максимовича. Как тут разобраться?
— Нет! — продолжает старик, воодушевляясь. — Я не смею отречься от своего давнего волосатого четырёхрукого предка. Не только признаю его, но и почитаю; не стыжусь его, а преклоняюсь перед ним и с чувством сыновьей любви готов смыть с его мученического чела кровь своими слезами!
Воображение мальчика создаёт картину, которая привела бы в ужас не только учителя Закона Божьего: обезьяна с печальными и мудрыми человеческими глазами, в терновом венце мученика…
— Им приходилось много страдать, ибо нет лёгкого пути к человеку. И я представляю отчётливо, как первый оранг подобрал с земли палку и попытался выпрямиться, опираясь на неё. Ему было неловко, трудно, больно, однако он поднимался и стоял. И остальные глядели на него снизу вверх, с трудом задирая головы. Вот ещё один и ещё берут палки. Они пробуют двигаться вертикально, ходить. Может ли такая дерзость поправиться седым вожакам стада? В одну из ночей — в первую Варфоломеевскую ночь на Земле! — вожаки напали на тех, кто осмелился гордо поднять голову, жестоко избили их и прогнали прочь. Много испытаний пришлось перенести несчастным, прежде чем они научились ходить вертикально, а палки стали употреблять не для хождения, а для охоты и копания земли…
Яркие картины рождал этот рассказ. И всё-таки трудно было удержаться от вопроса:
— Евграф Максимович, стало быть, вы утверждаете естественное творение…
— Мой юный друг, подними глаза вверх и взгляни на звёзды… Я не могу взирать на эту чудесную Вселенную, как и на судьбу человеческую, и довольствоваться заключением, что всё это — результат случайной игры неразумных сил… Чаще смотри на звёзды, мой друг, и ты ощутишь безмерность мироздания и своё присутствие в нём — не случайное, не мимолётное, а вечное…
По чёрному, густо усеянному звёздами небу чиркнула у горизонта падающая звезда.
— Нет, мы не падающие звёздочки. Мы принадлежим этим звёздным мирам, составляем с ними единое целое. В этой вечности есть одна лишь абсолютная жизнь и нет абсолютной смерти… Быть может, ты усомнишься? Что ж, я поясню… Человек есть колония клеточек — так говорит естествоиспытатель. Микроскопические клеточки, сочетаясь, составляют разумное существо, управляющее не только собою, но и отчасти судьбами мира, которого оно составляет лишь часть… А теперь обратимся вновь к звёздам. Эти едва заметные бесчисленные точки — отдельные миры. Каждое солнце с его планетами плавает в страшно глубоких пространствах, их отделяющих. И все эти мириады точек, сочетаясь вместе, составляют органическое целое, разум которого настолько выше разума каждого мира, насколько разум человека выше разума клеточки. Такой высший разум есть бог, управляющий мирами, то есть частями самого себя. Эта звёздная величественная бездна пространства есть органическое разумное целое, сложившееся в беспредельности времени!
…Вернувшись домой, лёжа в постели, Владимир долго не мог успокоиться. Воображение уносило его в мировое пространство, и над серебряной луной роились неведомые существа, и звёзды вместе с планетами оживлялись, и мириадами мерцающих глаз таинственный мир смотрел на него и размышлял о нём, о человеке, летящем в его пределах…
Так ли было всё в действительности? Можно ли восстановить и счесть действительностью прошлое, отстоящее от нас более чем на сто лет?
Не было свидетелей этих разговоров (не считая, конечно, звёздного неба), а люди, участвовавшие в них, давно умерли. Осталось только письмо Владимира Ивановича (от 6 июня 1886 года), где он вспоминает звёздные вечера, прогулки с Евграфом Максимовичем и свои фантазии после них. Сохранились рукописи Евграфа Максимовича, отрывки из которых почти дословно приведены выше.
79 
