очень нудно 
115 
— Да, они. Сразу после того, как вы ушли вместе с патрулём. Меня привели сюда, в мой же кабинет, и прямо на этом столе...
Я пригляделся к сукну. Точно, виднеются пятна. Хорошо, что изначальный цвет ткани был тёмно-вишнёвый, на нём пролитая и засохшая кровь не так заметна.
— Они не торопились. И не говорили ни слова. Только смотрели, пока их слуги резали... А потом бросили отрезанное в камин и сожгли, заставляя меня дышать дымом моей же плоти.
— Но почему рука?
По мне, так проще было сразу отрезать голову и успокоиться. Но видно, у старшин Подворий свои строгие правила.
— Потому что так наказывают воров. А я поступил подобно вору, желая обманным путём заполучить чужое добро, и теперь плачу за содеянное. Утратой всего, что у меня было.
Всего? Не преувеличивает ли он? Конечно, потеря кисти правой руки — не желанное событие, но люди живут и без рук, и без ног, и даже без кое-чего другого.
— Рука, конечно, заново не отрастёт, однако... Стоит ли так над ней горевать?
Светлые глаза снова вспыхнули ярким огнём ненависти:
— Стоит ли горевать? Вы спрашиваете, стоит ли горевать?! Да по вашей милости я теперь лишён права владеть «Перевалом», а мои наследники рискуют и вовсе не получить его в своё пользование! И всё из-за чего? Из-за того, что я лишь хотел обезопасить их будущее...
Какой же я тупица. Осёл. Олух. Всё верно: в городской управе Регистр владеющих и распоряжающихся обновляется раз в год, и каждый, кому принадлежит дом для проживания или какое-либо заведение в Нэйвосе, обязан подтверждать свои права путём расписки в очередном приложении к договорённости. Подпись ставится не на простой бумаге, а на зачарованной, несущей магический слепок изначального документа и способной подтвердить либо опровергнуть права владельца. А происходит всё буквально в течение минуты: человек карябает своё имя и прикладывает к листу... часть тела, включённую в слепок. Обычно это и есть правая ладонь. Иногда, впрочем, ради спокойствия и уверенности образец подписи в Регистре заверяют не только рукой, но и ещё чем-нибудь, но это стоит дополнительных денег, разумеется. Майс, судя по всему, пожадничал и обошёлся только ладошкой... Ну и дурак. Сам себе. В моём случае, к примеру, щедрость Сэйдисс не знала границ, и служке, снимающему слепок, пришлось изрядно потрудиться, обследуя меня с головы до ног, так что я могу заверять свою подпись не только руками и ногами, скажем, а и... Представляю себе картинку! Впрочем, теперь отчётливо понимаю: предосторожности лишними не бывают. Если они разумны и своевременны.
— Вы продлевали договорённость на следующий год?
Хозяин «Перевала» дёрнулся, словно мышцы шеи свело судорогой:
— Нет. Я отложил посещение управы на первую ювеку после Зимника.
— Это означает, что...
— Это означает, что через восемь дней я стану нищим.
— Но у вас же имеются наследники. Вы должны были заверить их права в Регистре!
— Они... Слишком молоды. Самый старший ещё в трёх годах от совершеннолетия и права принять «Перевал».
— Но ведь не лишён этого права полностью, верно?
— Что в том проку? — Майс тяжело осел вглубь кресла. — Городская управа назначит распорядителя по своему усмотрению, а зачем ей вести дела с прибылью для будущих владельцев? Игровой дом разорят. И хозяйство, на которое положили жизнь мои родители и я сам, будет уничтожено. Одним-единственным человеком. Сначала я посчитал вас слабым и недалёким, но вы до сих пор живы, хотя должны были умереть, значит, я ошибся...
Не люблю чувствовать себя виноватым, а нечто подобное именно сейчас и происходит. Когда мне начинают что-то ставить в вину, ощетиниваюсь иголками, как ёж, в результате ухитряюсь расцарапать до крови не только всех вокруг, но и себя самого. Как поступить на этот раз? Ранить и без того раздавленного горем человека не хочется. Проглотить обвинение и спокойно уйти, мысленно пожелав Майсу убраться куда подальше? Стоило бы. Я, стало быть, всё разрушил? Какая глупость!
Да, встреча со мной стала искушением для хозяина игрового дома. Да, моя беспечность привела к неприятным последствиям, но прежде всего для меня, следовательно, каждый заплатил по выписанному лично для него счету. И на самом деле я виноват лишь в преследовании выгоды. Своей собственной. Можно было бросить скорпа на произвол судьбы, но тогда у меня возникло бы вдвое, а то и втрое больше забот в будущем. И я сделал шаг с перекрёстка, ступив на вымощенную другими дорогу. Забавно, но Майс не вызывал у меня ни ненависти, ни злобы в истинном значении этих чувств, напротив: в отдельные минуты искренне хотелось помочь. И помог ведь... Едва не сложив свою голову. А теперь выясняется, всё было проделано зря. Даже хуже: моё участие почти сгубило человека. Но вины-то нет! И не было! Он сам вершил свою судьбу. Неумело? Неудачно? Остаётся только развести руками. Я бы и развёл, только болящая грудь не одобряет резкие и размашистые движения.
115 
