19 
– Жизнь, как и платья, не стоит перекраивать, – говорила она. – Их, пожалуй, и можно надеть после этого, но печати творческого гения уже не останется...
Влюбленный сильнее, чем готов был это признать, сэр Эндрю воспринял отказ как должное, но не смирился с поражением и каждые два года, как верный рыцарь, возвращался, чтобы с почтением преклонить колени перед дамой сердца, обратив к ней свои мольбы, приукрашенные огромным букетом цветов и корзиной редких пряностей, доставлявших необыкновенную радость Чечине. Сэр Эндрю знал, что Изабелла не приняла бы ничего другого...
Этот человек также был вне подозрений.
Перечень Дзаккарии заканчивался супружеской парой друзей-румын, приехавших крестить ребенка.
– Чем больше я об этом думаю, тем меньше понимаю, – вздохнул Дзаккария. – Ни на кого нельзя подумать, однако тот, кто совершил это мерзкое преступление, должно быть, хорошо знал нашу княгиню и даже имел доступ в ее комнату.
– А врач, лечивший ее после того, как прежний слег?
– Доктор Личчи? С тем же успехом можно заподозрить Чечину или меня. Этот молодой человек просто святой. Для него деньги имеют смысл только тогда, когда ими можно воспользоваться, чтобы помочь больным. Личчи – врач бедняков, и он гораздо чаще сам оставляет купюру на краешке стола, нежели требует плату за лечение. Госпожа княгиня очень любила доктора и часто в делах благотворительности прибегала к его услугам...
Альдо решил на время оставить вопрос открытым. Теперь надо было нанести визит кузине Адриане, последней из тех, кто видел живой донну Изабеллу. Нет, по поводу кузины у него не возникало никаких сомнений: она всегда была его другом, почти сестрой, и Морозини уже упрекал себя за то, что не предупредил ее о своем возвращении. Адриана была так же умна, как красива, и очень любила свою тетю Изабеллу; может быть, она хранила в памяти какую-то деталь, которая сможет направить его поиски в нужное русло.
– Отвези меня к графине Орсеоло, – сказал Альдо гондольеру, – но плыви вдоль Дворцовой набережной, я еще не поприветствовал Сан-Марко, хотя должен был с этого начать.
Дзиан улыбнулся и концом длинного весла оттолкнулся от покрытых зеленью ступеней, чтобы лодка отплыла от берега. Альдо устроился на сиденье, укутавшись в пальто. На воде было прохладно. Уже наступила зима, и погода предпочла робкому утреннему солнцу серый туман, на весь день окутавший город.
Над тихой водой прозвучало эхо скрипки, настраивающейся на мелодию вальса, и вернувшийся домой венецианец улыбнулся, усмотрев в этом определенный символ: разве не естественно, что Венеция, чья древняя красота и беспечная душа служили ей защитой в годы лихолетья, первый взмах своей волшебной палочки обратила к оркестру великолепной жизни, которая, конечно, только и ждет, чтобы возродиться...
Они проплыли мимо темного и молчаливого дворца Лоредана, принадлежавшего прежде дону Карлосу, претенденту на испанский трон, а затем перешедший, должно быть, к дону Хайме, его сыну. Дворец, наверное, опустел или был просто заброшен. Однако князь Морозини помнил, как однажды вечером, сидя в своей гондоле, слушал «Лунный свет» Дюпарка, который исполняла во дворце фантастическая певица Нелли Мельба, а аккомпанировал ей американский пианист Джордж Коуплэнд. То был миг высшего блаженства, и как прекрасно было бы сегодня вечером пережить его вновь...
Альдо попросил гондольера плыть помедленнее, чтобы полюбоваться белыми куполами церкви Санта-Мария делла Салюте, послал привет Догане да Мар, морской таможне, затем, проплыв канал, превратившийся в бассейн, велел остановиться напротив Пьяццетты, чтобы вновь пережить необыкновенные ощущения при виде потускневшей позолоты собора Сан-Марко и белого кружева Дворца Дожей, а затем проскользнуть под призрачной тенью Моста Вздохов, оккупированного влюбленными со всего света, забывшими или не подозревающими, что упомянутые вздохи не имеют никакого отношения к любви.
Графиня Орсеоло жила неподалеку в маленьком родовом дворце, соседствующем: с церковью Санта-Мария Формоза. Там к краю набережной подходила стена, по гребню увитая черным плющом, узкий портал из белого камня с фонарями по бокам украшала ажурная перемычка. Гондола остановилась в этом месте, и Морозини постучал в дверь бронзовым молотком. Через секунду чья-то рука приоткрыла дверь и незнакомый Альдо слуга с точеным профилем строго оглядел пришедшего.
– Что вы хотите? – спросил он так неучтиво, что Морозини возмутился.
19 
