очень нудно 
86 
Эта мысль воспламенила мой гнев. Если так оно и есть на самом деле, я приложу все усилия, чтобы расстроить их планы.
– Отец, – сказала Оуна, – я заманила тебя сюда не из любопытства. Мне нужна твоя помощь. Я знаю, как тебя обмишулили. И знаю, почему, – она уловила смену моего настроения, – Миггея со своими приспешниками угрожает не только Танелорну, но и нескольким другим мирам, в том числе и тому, где живут твои потомки.
– Мелнибонэйцы по виду, я надеюсь?
– Они очень похожи на последнего императора Мелнибонэ. Мы с ними в союзе, ведь у нас общие враги. И среди них есть тот, кто поможет нам одолеть Порядок.
– Дочка, – сказал я наставительно, – ты, видно, запамятовала, что я лишился своего тела. Превратился в призрака. В привидение, утратившее телесную оболочку. Иными словами, я все равно что умер. Когда бы не твое колдовство и не чары этого места, я бы и ложку со стола поднять не смог. Мое тело покоится в Танелорне, обреченном на гибель; Миггея, Герцогиня Порядка, владеет ныне Черным Клинком и вольна творить все, что ей заблагорассудится. Я потерпел поражение, остался вот с таким носом. Теперь я – сон во сне, не более того. И вокруг нас тоже сон. Бессмысленный, бесполезный сон.
– Что ж, – Оуна принялась собирать тарелки, – что одному снится, другой создает наяву.
– Банально, дочка.
– Зато правда, – Оуна сняла фартук, повесила его на стену и встала подбоченясь посреди комнаты. – Скажи, отец, ты рад видеть меня?
Я не моргнув встретил ее вопросительный, пронзающий насквозь взгляд.
– Да, рад, – ответил я с улыбкой. – Хотя мне, верно, не следует в этом признаваться. Ни один мелнибонэец королевского рода меня бы не понял.
– Хорошо, что я не из вашего королевского рода.
– Ну, если допустить, что я был последним в роду…
– Да уж, – перебила Оуна, – империя Мелнибонэ пала, а кровь сохранилась. Древняя кровь. Сплошные традиции.
– Извини за прямоту, – сказал я, – но ты вроде упоминала, что привела меня сюда не из праздного любопытства. – Почему-то мне постоянно хотелось назвать дочь «госпожой».
– Я могу помочь тебе, отец, – промолвила она. – Могу помочь тебе вернуть меч и даже, быть может, отомстить той, кто похитил у тебя оружие.
Будь на месте Оуны кто-либо другой, я бы наверняка заподозрил ловушку, но своей нежданно обретенной дочери я верил безоговорочно. Наша встреча вполне могла оказаться иллюзией, частью заклинания, наложенного на меня Порядком. Но у Эльрика Мелнибонэйского все равно не было выбора: либо я доверюсь красавице, которая называет себя моей дочерью, либо останусь лежать без движения в осажденном Танелорне, не способный ни возвратить Бурезов, ни отомстить похитителю.
– Ты знаешь будущее? – спросил я.
– И не одно, – тихо ответила Оуна.
Я попросил объяснить. Она растолковала, что мультивселенная состоит из тысяч измерений, каждое из которых лишь на малую толику отличается от нашего собственного. И в каждом из этих измерений есть люди, которые сражаются за справедливость. Иногда они бьются на стороне Порядка, иногда присоединяются к Хаосу, а порой вступаются за сохранение Равновесия. И большинство не подозревает, что они не одиноки, что их двойники в других мирах заняты тем, же самым.
Все истории, все судьбы чуть-чуть отличаются друг от друга. Но – очень редко – случается так, что судьба человека коренным образом меняется. И становится возможным объединить двойников.
Именно это и предлагала сделать моя дочь, уповая на ремесло, которому научилась от матушки.
По ее словам выходило, что два воплощения могут одновременно существовать в одном общем теле – если у них схожая кровь. Мне требовалось тело и требовался меч. Оуна полагала, что сумела отыскать то и другое.
Она рассказала мне о фон Беке, о том, как он безуспешно сражается с власть предержащими в своем мире. Прибавила, что наши с ним судьбы переплетаются в предначертанный мирозданием узор. Что мы оба – воплощения одного и того же существа. Я помогу фон Беку, а он поможет мне, одолжив тело и фамильную реликвию – рунический клинок.
– Надо подумать, – сказал я.
Отдохнуть по-настоящему, то есть поспать в хижине Оуны, на краю пространства и времени, в так называемом Миттельмарше, оказалось затруднительно, быть может, потому, что я и без того жил во сне, а спать во сне – это, пожалуй, чересчур. Утоляя мое любопытство, Оуна поведала мне кое-что из секретов матушкиного ремесла. Рассказала, как пользоваться дорогами между мирами. Как попасть в измерения, которые мы называли сверхъестественными, но которые были совершенно обыденными для тех, кто их населял. В разговоре выяснилось, что Оуна сохранила материнскую библиотеку. Она с гордостью показывала мне фолианты с рассуждениями древних и с современными философскими теориями относительно сновидений: везде сны определялись как обрывки впечатлений от путешествий по иным мирам. Некоторые мудрецы – древние и нынешние – понимали то, что Оуне было известно не по книгам: что мир сновидений вполне вещественен, что им не так-то легко управлять, что у каждого из нас тысячи двойников во множестве плоскостей бытия и что все наши поступки взаимосвязаны и вплетены в громадный космический гобелен, которого человеку попросту не представить, вплетены в самую суть мироздания, коей мы то грозим, то защищаем ее, подчиняясь то долгу, то честолюбивым устремлениям.
86 
