Последние отзывы

  128  

— Вы развивали план действий, когда нас сбило с панталыку сообщение Серхио, — начал Фалькон.

— Серхио?

— Так мы назвали убийцу. Этим именем он представился Элоисе Гомес, — объяснил Фалькон. — Если вы помните, мы собирались войти с ним в контакт, указать ему на его промахи, чтобы он разозлился и совершил уже роковую ошибку.

— Убийца оставил мобильник Элоисы Гомес на ее теле, — напомнил Кальдерон.

— Но мобильник Рауля Хименеса все еще у него.

— У нас появилось что-нибудь новое о Серхио?

— Элоиса Гомес и ее сестра причисляли его к особому типу людей-аутсайдеров. Они прозвали его un forastero, посторонний.

— Иностранец, что ли?

— В их представлении, forastero — это человек с нестандартным складом ума. Он видит и понимает вещи, выпадающие из нормального потока повседневной жизни. Ему понятен механизм явлений. Он автоматически читает между строк.

— Звучит очень загадочно, старший инспектор.

— Но не для тех, кто оказался на задворках общества, кто отрешился от нормальности, каждый день продавая свое тело или подстреливая кого-нибудь ради денег. Похожая картина — на другом конце общественной лестницы. Там люди облечены властью, знают, как урвать себе еще больше и как сохранить свое положение. Никто из них не воспринимает мир так, как рядовые обыватели, у которых головы заняты работой, детьми и домашними хлопотами.

— И вы полагаете, что у такого свободного художника, каким вы описали нашего убийцу, может быть столь же неординарный взгляд на вещи? — спросил Кальдерон.

— Очень даже вероятно, — ответил Фалькон. — Вы еще спросили, не иностранец ли он. Элоиса Гомес сказала сестре, что хотя Серхио по виду испанец, в нем есть что-то от иностранца. Возможно, он полукровка или долго жил за границей.

— И как же нам, исходя из этого, дальше действовать?

— Я думаю, что, указав ему на его ошибку, мы сработаем слишком грубо. Он просто посмеется над нами. Forasteros сразу чуют, если ими манипулируют.

— Может быть, нам следует показать ему, что мы его понимаем.

— Но как художника, — сказал Фалькон. — Мы должны придумать что-нибудь небанальное. Должны заинтриговать его, как он интригует нас. Мы ведь до сих пор так и не докопались до смысла того последнего «наглядного урока»: «Почему суждено сгинуть тем, для кого любовь — отрада?»

— А не хотел ли он просто сообщить нам, что убил ее потому, что она со своим «даром совершенного видения» сумела его раскусить?

— А как же «те, для кого любовь — отрада»? Убийца намеренно превратил проститутку в некий символ. Он пытается заставить нас взглянуть на вещи под новым углом зрения, и нам нужно сделать то же самое. Нам нужно заставить его посмотреть на что-то как бы впервые.

— Итак, нам остается только найти какого-нибудь местного гения, — объявил Кальдерон. — Если верить слухам, это здание набито ими.

— Мы черпаем все гениальное у классиков, — сказал Фалькон. — Он поэт и художник… это его способ самовыражения.

— «Los buenos pintores imitan la naturaleza, pero los malos la vomitan» — «Хороший художник природу бережет, а плохой на нее блюет».^[93] Сервантес.

— Это, возможно, еще и разозлит его, — заметил Фалькон.

— Но какова цель такой стратегии? — спросил Кальдерон. — Чего мы, собственно, хотим от него добиться?

— Наша задача — вызвать его на диалог и разговорить. Нам надо начать выуживать из него информацию.

Фалькон, не выдержав нервного напряжения беседы, втюкал большим пальцем изречение Сервантеса в свой мобильник и отправил сообщение убийце. Двое мужчин сидели, откинувшись на спинки кресел и чувствуя себя полными идиотами. В данный момент все их расследование свелось к такому абсурду, как отправка в эфир строчки из Сервантеса.

Теперь им ничего не оставалось, как завести отвлеченный разговор, не имея никаких точек соприкосновения, кроме признания друг за другом ума. Фалькон не собирался обсуждать футбол, а Кальдерон не собирался к этому его принуждать.

— Я вчера вечером посмотрел по видео один фильм, — начал Кальдерон. — «Todo sobre mi Madre» — «Все о моей матери». Вы видели его? Это фильм Педро Альмодовара.

— Еще нет, — ответил Фалькон, и тут произошло нечто странное. Его память вдруг приоткрылась, и из нее выплыло секундное видение: он в Танжере шлепает по краю воды, а потом с восторженным визгом взлетает вверх в чьих-то руках.

  128