очень нудно 
167 
— Мы не замечали ничего подобного, — сказал Пако.
— Зато в своем бизнесе он пользовался теми же методами, что на войне… Методами устрашения, — объяснил Хавьер. — И это прекратилось только тогда, когда он полностью посвятил себя живописи.
— Думаешь, живопись помогла ему?
— Я думаю, что он выплескивал в нее свою ожесточенность, — ответил Хавьер. — Славу ему принесли Фальконовы «ню», но многие его абстрактные картины порождены опустошенностью, злобой, безысходностью и порочностью.
— Порочностью?
— Читать эти дневники все равно что заниматься уголовным расследованием, — продолжал Хавьер. — Постепенно все выходит наружу. Вся тайная жизнь. Обществу — да и нам тоже — было открыто только то, на что прилично смотреть, но, по-моему, ему так и не удалось изжить в себе жестокость. Она проявлялась по-разному. Ты ведь знаешь, что часто, продав картину, он тут же бежал наверх и писал точную ее копию? Он всегда смеялся последним.
— Послушать тебя, так он был не таким уж приятным парнем.
— Приятным? Где в наши дни найдешь приятного парня? Все мы сложные и тяжелые люди, — откликнулся Хавьер. — Просто у папы были свои трудности в безжалостное время.
— А он объясняет, почему вступил в Легион?
— Это единственное, о чем он молчит. Он только упоминает о каком-то «инциденте». Если учесть, что во всем остальном он до безобразия откровенен, это наверняка было что-то ужасное. Что-то, изменившее его жизнь и засевшее занозой у него в сердце.
— Да он был совсем ребенком! — воскликнул Пако. — Что, черт возьми, может с тобой случиться, когда тебе всего шестнадцать?
— Много чего. Звякнул дверной звонок.
— Это Пепе, — сказал Хавьер.
Пепе Леаль, высокий и необычайно стройный, стоял перед дверью, вытянувшись по струнке и чуть запрокинув назад голову, как воплощенное ожидание. Он всегда сохранял серьезность и никогда не выходил из дому без пиджака и галстука. Никто не видел его даже в джинсах. У Пепе был вид мальчика, только что вернувшегося из частной школы, а вовсе не удальца, который выйдет на бой с пятисоткилограммовым быком и заколет его красивым и ловким движением.
Родственники обнялись. Хавьер повел Пепе в столовую, придерживая его за плечо. Пако тоже заключил юношу в объятия. Они сели бок о бок, но Пепе — Хавьер и прежде это замечал — оставался как бы сам по себе. И вовсе не потому, что имел великолепную выправку, пил только воду и сидел несколько отодвинувшись от стола. От простых смертных матадора отличало то, что он постоянно смотрел в лицо страху и побеждал его. Причем полностью отрешиться от страха не удавалось еще никому. Всякий раз, выходя на арену для смертельной схватки, Пепе заново преодолевал себя.
Хавьер видел его перед боем: дрожащий и мертвенно-бледный, он сидел в гостиничном номере, не уповая ни на Бога, в которого не верил, ни на людей, которые ничем не могли ему помочь. Он был просто оцепеневшим от ужаса существом. Затем его начинали одевать, и это запускало процесс. По мере того как смыкались на нем застежки traje de luces — его профессионального костюма, — страх усмирялся. Он больше не просачивался наружу, наводняя комнату невидимой заразой. «Светозарное одеяние» оказывало на Пепе магическое действие, напоминая о блестящей церемонии посвящения, сделавшей его полноправным тореро. А может, оно просто олицетворяло благородство профессии, и тому, кто в него облачался, ничего не оставалось, как держаться с подобающим достоинством. Тем не менее оно не избавляло от страха, а просто загоняло его внутрь.
— Ты в отличной форме, Пепе, — сказал Пако. — Как себя чувствуешь?
— Как обычно, — весело ответил он. — А как быки?
— Хавьер рассказывал тебе о моем Фаворите?
Пепе кивнул.
— Если ты его одолеешь, тебе никогда больше не придется сидеть сложа руки в ожидании контракта. Это как пить дать. Мадрид, Севилья и Барселона будут твоими.
Пепе снова кивнул: нервное напряжение лишило его дара речи. Пако описал ему других быков и, чувствуя, что Пепе хочет остаться наедине с Хавьером, извинился и отправился вздремнуть. Пепе позволил себе немножко обмякнуть.
— У вас изнуренный вид, Хавьер. Наверно, много работы, — сказал Пепе.
— Да, я даже сбросил вес.
— Вы сможете зайти ко мне в отель перед боем?
— Ну конечно, я постараюсь. Уверен, что мое расследование продержится без меня несколько часов.
167 
