очень нудно 
149 
— Какая милая госпожа! — Останавливаюсь в полушаге от девушки: так близко, что почти слышу, как бьется ее сердечко. — Настоящая жемчужина!
Слуги вокруг непроизвольно расступаются, и спустя несколько мгновений я оказываюсь почти наедине со своей целью, остатками «паутинки» ощущая, как мэнсьер затаил дыхание.
Агаты темных глаз смотрят мимо меня, и мне это не нравится: беру пальцами узенький треугольный подбородок и заставляю девушку поднять взгляд.
— У вас, наверняка, уйма поклонников, милая госпожа?
Страх заставляет ее душу корчится в судорогах — вот, что я вижу. Значит, красавице тоже известна опасность наложенных чар. Плохо. Нужно успокаивать.
Тыльная сторона моей правой ладони, слегка поглаживая, спускается по бледной щеке вниз, на хрупкую шею. Пальцы тянут за собой ворот нижней рубашки, до самого корсажа, стягивающего и без того стройную талию. Ай-вэй, как ты дрожишь! Не бойся, милая, все поправимо.
Рука продолжает движение, достигая бедер, и вновь поднимается, но уже с другой стороны тела, скользит по ягодицам, вверх, по позвоночнику… Есть!
Ложбинка чуть выше оконечного позвонка заполнена тем, чего там быть не должно: твердый комочек размером немногим больше ореха. Надо на него взглянуть.
— Могу поклясться, ваше тело безупречно, милая госпожа… Так стоит ли прятать его под одеждой?
Встаю за спиной у девушки и расшнуровываю корсаж. Медленно. Так медленно, что самому становится противно. Но торопиться нельзя: заклинание может быть рассчитано на активацию не только словами, но и действиями, и если я сразу схвачусь за него, могу совершить непоправимую ошибку.
Хватка корсажа постепенно ослабевает, и вскоре он отправляется ожидать окончания спектакля куда-то под ноги. За ним следуют и верхние юбки, одна за другой плавно сползая с девичьих бедер, пока между мной и притаившимся врагом не остается единственная преграда в виде полотна рубашки.
Обнимаю девушку за плечи, одновременно избавляясь от узелков на завязках широкого ворота, вот так, еще чуть-чуть… И рубашка последним вздохом присоединяется к вороху одежды на плотно утоптанной земле двора, а я немного отстраняюсь назад. Чтобы лучше видеть и девушку, и ее опасную тайну.
Накр. Лучше, чем можно было ожидать и надеяться: по крайней мере, сия материя мне достаточно хорошо известна, и, в отличие от вариации, встретившейся в плоти молодого шадда, не живая, а обычная. То есть, вполне мертвая. По моим меркам.
Разумеется, подобие разума присутствует, да еще какое! Реагирующее на определенное слово, как я установил, шепнув: «Вода…» Поля, окружающие накр сразу же ощетинились напряжением, готовые выполнить свою задачу по уничтожению. Кстати, каким именно образом?
Изучаю рисунок заклинания и разочарованно вздыхаю: гений повторяется. Опять блокировка узлов, только на сей раз Кружева Крови, а не Кружева Силы, и рядом с сердцем. Разумно, в общем-то. Если кровь не будет проходить через сердце, то не сможет совершить круг по телу, и оное умрет. Просто, без затей, значит, так же просто должен поступать и я. Взгляну-ка на цепочки…
Угу. Повторяющиеся через равные промежутки отрезки, идущие от накра к сердцу девушки. Длинноваты, однако. Зачем надо было тянуть так далеко? Расположил бы заклинание прямо на груди… А, понял: видимо, мэнсьера более всего привлекала филейная часть возлюбленной, тогда нахождение напоминания в столь пикантном месте оправдано и не лишено остроумия. Ну, кому-то шутка, а мне — упрощение задачи. Вот в этом, этом и этом местах…
Иглы Пустоты прошли через девичью плоть, раздвигая ткани, и вонзились в цепочки заклинания, разрывая их на безопасные для поглощения клочки. Накр заволновался, ощутив сжатие периметра своего влияния, но новая волна голодных язычков уже полностью отрезала подобие разума от управления, пожирая Узлы Кружева, один за другим… Уничтожить заклинание нетрудно. Важно правильно определить наиболее уязвимые участки и последовательность ударов по ним, а дальше все идет без долгих раздумий.
Когда накр окончательно лишился своей смертоносной начинки, он стал похож на большое родимое пятно, только гладкое, как камешек. Я жестом попросил у ближайшего из моряков нож и, как только мог аккуратно, подковырнул твердый, темно-розовый комок.
Девушка вздрогнула, но не издала ни звука, хотя лезвие, прорезавшее кожу и мышцы, наверняка причинило ощутимую боль. А когда накр упал, прощально блеснув полированным боком в свете факелов, я, не оборачиваясь, сказал, громко и четко:
149 
