87 
Стоит Амур. Всякое с ним бывало — а стоит. Война с ним безуспешно продолжается, то затухая, то разгораясь, в зависимости от характера очередного наместника. А наместники в разных реальностях тоже разные. Одни, осторожные и ленивые, иногда вяло предлагают вместо Амура с громоотводом поставить Ленина с указующей на Луну рукой; принимают проект соответствующего постановления о конкурсе на лучшего Ильича на крыше, но в последний момент, испугавшись окрика из Москвы: «У вас там что, крыша поехала?!», откладывают Ильича в глубокий ящик и Амура как бы не замечают — ну, торчит там над городом какая-то штуковина, из окна дворца плохо видно, пусть торчит. Другие, стыдливые, подыскивают для скульптуры функциональную нагрузку — то цепляют на громоотвод корабельный прожектор для охраны порта от шпионов и диверсантов (прожектор разбивает молния), то параболическую антенну спутниковой связи (антенну сносит ураган с женским именем «Люси», сменивший маршрут и примчавшийся с этой целью в Южно-Российск аж с Бискайского залива). Третьи, агрессивные, вроде градоначальницы Синицы (фамилия подлинная, не кличка), объявляют громоотводу священную войну и доводят город до анекдотов. Синица вызывает Главного архитектора (сокращенно «главарх») и приказывает любой ценой отбить, отпилить, демонтировать или залить бетоном это архитектурное непотребство. Ночью (чтоб люди не видели) Главарх отправляет на купол здания бригаду каменщиков-бетонщиков. Каменщики и бетонщики, жадные до премиальных (30 рублей на брата!), штурмуют купол с пожарной лестницы, бросаются на Амура с молотками, пилами и мастерками, как вдруг будто небесное озарение посещает каменщиков и бетонщиков, они не в силах поднять руку на этот шедевр Эрнста Неизвестного даже за 30 сребреников. Шатаясь, бродят по куполу, отравленному купидоньим пометом, в изнеможении валятся на теплый суперцемент под крылами Амура, раскладывают на газетке («Вечерний Южио-Российск») тарань, колбасу, хлеб, помидоры, потягивают «Бiле мщне», впервые в жизни глядят на Лупу, на звезды, пытаются угадать их названия и за одну ночь превращаются в милых, достойных, плачущих от любви к ближнему Человеков. «Что там, на звездах? — задаются они вопросом. — Существует ли там жизнь и внеземные цивилизации? Существуют ли на Большой, к примеру, Медведице своя градоправительница Синица и ремонтно-строительные управления? Есть ли над ними Бог?»
Вот что делает с людьми купидоний яд в слабой концентрации!
Утром Синица выходит на работу, отдергивает штору и… что она видит? На куполе все стоит, как стояло, а пожарники снимают с него пьяных и плачущих каменщиков-бетонщиков. Подвели! Не выполнили! Обманули! И начинается: бедолагам снимают 13-ю зарплату, выносят выговоры, их лишают, снижают, увольняют, но они уже неисправимы и неуправляемы, кто хоть раз побывал на крыше Дома с Химерами, тот остался там навсегда; побывавшего Там опять неодолимо тянет Туда. Вскоре купол становится местом паломничества городских строителей разных профессий. Пожарные лестницы им уже не нужны, они взбираются на купол простейшим способом Эрнста Матюгальника по рогам и хвостам химер — более того, в ночных условиях тащат на плечах хохочущих неробкого поведения. Всю ночь веселятся, танцуют и философствуют под Луной. После подобных восхождений кто-то попадает в вытрезвитель, а кто-то под суд на 15 суток, но оргии продолжаются.
Синице докладывают о странных проявлениях фаллического культа среди южно-российских строителей. Она уже сама не рада, что связалась с этим громоотводом. Она — пас! Ей только этого не хватало — масонского заговора; мало ей сионистов и диссидентов! Фаллический культ не по ее части. Все же она решает попробовать последний раз. Начинается совсем уже фантастическая история, хотя и подтвержденная многочисленными свидетельскими показаниями. Плохо верится, по вот они, подшиты к «Делу»…
Итак, озлобленная Синица решает использовать последний патрон своего терпения, хотя чувствует, что война с громоотводом зашла чересчур далеко, вышла за рамки приличий и может стоить ей карьеры; но она не в силах остановиться, она не может работать в таких условиях — громоотвод, как магнит, притягивает ее к окну. Она опять вызывает Главного архитектора, грубо затягивает ему на горле узел швейцарского галстука, подтаскивает на галстуке к окну, указывает на парящего Амура и с интонацией произносит: «Сегодня. Сейчас. Собственноручно. Понял? Возьми для скорости мою „чайку“. Полузадушенпый галстуком главарх понимает маму с полуслова. Он бросается в Синицыну „чайку“, мчится в скульптурные мастерские Худфонда, одалживает там алмазную ножовку и титановую кувалду, бросает их в сумку; не закусывая, выпивает для храбрости 150 коньяка, несется, как бык на красный свет, к Дому с Химерами и начинает восхождение. Внизу собирается народ и милиция. Отступать некуда. Главарх бьет все рекорды скоростного подъемами вот он на куполе. Тяжело дыша, он приближается к Амуру, чувствуя то, что чувствовали до него все горновосходители — небесное озарение, любовь к ближнему и к Отечеству. Но главарх крепкий парень, он пересиливает в себе эти чувства. Вот он уже под крылами Амура, вот он уже взобрался на торс и, ухватившись левой рукой за крыло, начинает пилить алмазной ножовкой по громоотводу. Слой купидоньего помета осыпается на него. Ни царапины. Главарх вытирает потное лицо галстуком. Попробуем иначе. Главарх усаживается на торсе поудобней, свешивает ноги, берет ножовку в обе руки и изо всех сил начинает пилить. Ноль эмоций. Главарх достает кувалду. Пот, смешанный с ядом, застилает глаза. Главарх плачет. Он размахивается кувалдой и… кувалда выпадает из его рук, с грохотом подпрыгивает вниз по куполу и, дзенькнув о край бордюра, отвесно летит вниз на толпящиеся головы, но, к счастью, никого не убивает, а проламывает крышу Синицыной „чайки“ (хорошо, что шофер отошел выпить пива). По телу главарха начинает разливаться никогда не ведомое им благотворное безразличие к жизненной суете. Главарх, держась за громоотвод, восстает над городом во весь рост. Он впервые видит Южно-Российск с этой точки зрения. Он видит дело рук своих: спичечные новостройки, памятные стамески, аммиачный завод, вонючий порт и гниющее море. Под ним простирается засранный и облупленный коммунальный город, главарх даже не подозревал о существовании такого города. Он думал, что все так миленько… „А как все это привязано к местности? — думает он. — А никак не привязано!“ Он хватается за голову. Нелепость! Что он здесь делает?! Как стыдно! Лететь, улетать отсюда!
87 
