49 
Вот оно! Стратегический план был утвержден. Политическое руководство страны — это товарищ Сталин. Именно в соответствии со стратегическим планом по воле Сталина действовали все нижестоящие командиры и командующие.
Чтобы не возникло подозрение, что допущена оговорка, генерал-полковник Горьков ту же мысль повторил в другой статье: «Особое место здесь отводится последнему оперативному плану войны... разработанному Генштабом Красной Армии по состоянию на 15 мая 1941 года. И это вполне естественно. Ведь именно с этим планом мы вступили в войну. Им руководствовались командующие войсками округов и их штабы, действовали войска» (Готовил ли Сталин упреждающий удар против Гитлера в 1941 году // В кн.: Война 1939-1945. Два подхода. М., 1995. С. 58).
Генерал-полковник Горьков сообщил, что план был одобрен Сталиным, что план нападения на Германию от 15 мая 1941 года был единственным, никакого другого не было и что именно им руководствовалась Красная Армия в первые дни войны. И только после этого генерал задумался над своими словами. И только после этого сообразил, что маху дал. Как же быть? Брать свои слова обратно? Да ни в коем случае! И в своих последующих публикациях генерал-полковник Горьков внес уточнение: стратегический план от 15 мая 1941 года был одобрен Сталиным, но из него «был изъят раздел о нанесении упреждающего удара».
Ах, товарищ генерал, мне бы ваш талант изворачиваться! Прочитав ваше уточнение, я провел эксперимент. Приглашаю вас, товарищ генерал, и всех желающих его повторить. Я взял план от 15 мая и острый карандашик и начал из плана вычеркивать все, что относится к внезапному нападению на Германию и Румынию.
Ненужное вычеркнул. А что осталось? Остались дата — 15 мая 1941 года — и сведения о противнике. Больше ничего. Попробуйте сами повторить мой опыт. Не забудьте сообщить, что останется, если из плана нападения на Германию убрать агрессивно-наступательную составляющую.
— 5 -
Теперь вернемся к заявлениям Анфилова. 5 мая 1941 года в Кремле Сталин выступил перед выпускниками военных академий. Затем произнес несколько тостов, уточняя свою мысль. Общий тон: хватит говорить о мире, хватит болтать об обороне, пора брать инициативу в свои руки, пора переходить в наступление.
Если верить Анфилову, то Жуков, услыхав сталинские речи, тут же бросился составлять план внезапного нападения на Германию. А потом вдруг оказалось, что Сталин вовсе и не хотел на Германию нападать, он просто хотел подбодрить перепуганных выпускников военных академий.
Если этому верить, то Сталин — полный идиот. Сам он, как рассказывал Жуков, ужасно боялся войны. Выходит, и выпускники военных академий, и весь высший командный состав Красной Армии, который присутствовал на приеме в Кремле, все эти тысячи лучших офицеров, генералов, адмиралов и маршалов тоже от страха дрожали до такой степени, что их надо было подбадривать. Но вместо того, чтобы армию свою поставить в оборону, за оставшиеся недели и дни отрыть окопы и траншеи, установить мины, натянуть колючую проволоку, бедный Сталин объявляет: к чертям оборону, хватит! Не нужна нам оборона!
Подбодрил...
Анфилов разъясняет непонятливым: газеты всего мира трубили о непобедимости германской армии, и вот Сталин решил приободрить выпускников военных академий, мол, не так страшен черт...
Тут только одно несоответствие. Газеты всего мира, может быть, и трубили, да только у выпускников военных академий к тем газетам доступа не было. И не было в те годы вражеских радиоголосов. И не было у подавляющего большинства советских людей в то время радиоприемников, а были черные тарелки репродукторов. Потому слушать они могли только гимн пролетариев всего мира «Интернационал», с которого начинался рабочий день и им же завершался. А еще они слушали вести с полей, речи товарища Сталина и других товарищей, песни про широкие просторы и непобедимую Красную Армию. Если бы и были в те годы вражьи радиоголоса и если бы были радиоприемники, то и тогда, вспоминая 1937 год, убоялись бы красные командиры те голоса слушать. Они читали «Правду», «Известия», «Красную звезду», читали много еще всякого до «Крокодила» и «Мурзилки» включительно и могли почерпнуть информацию только о могуществе Советского Союза и его доблестной, непобедимой Красной Армии.
Посему товарищу Сталину в выступлении перед выпускниками военных академий незачем было опровергать то, о чем трубили газеты всего мира.
— 6 -
А теперь допустим на мгновение, что красным командирам вдруг стали доступны газеты всего мира. Поутру просыпается слушатель Военной академии имени Фрунзе, а ему — кофе в постель и свежую газетку. Прямо из Багдада. Раскрывает, а в ней что ни статья, то о непобедимости германской армии. Красиво написано. Арабской вязью... Но если и не арабской вязью, а вполне знакомыми латинскими буквами... Раскрывает он шведскую газету. Или, к примеру, парагвайскую... Есть у нас военная академия, которая готовит офицеров Генерального штаба с приличным знанием языков, да только прием в Кремле для выпускников этой академии проводится отдельно. И говорят там совсем другие речи. А вот опровергать содержание «газет всего мира» в присутствии выпускников всех остальных девятнадцати академий у товарища Сталина оснований не было. И незачем ему было подбадривать выпускников Академии моторизации и механизации им. Сталина, Военно-транспортной им. Кагановича или Военно-электротехнической им. Буденного, ибо знал товарищ Сталин: нет у товарищей выпускников доступа к «газетам всего мира», а если и был бы, то не каждый из них знает, на каком языке говорит Уругвай, а на каком — Бразилия.
49 
