очень нудно 
39 
— Мы можем уничтожить друг друга, — сдавленным голосом сказал Фредерсен. — Я не хочу диктовать никаких условий. Я спрашиваю тебя. Сегодняшний вечер устроит?
— Может, завтра? — Она услышала насмешку в своем голосе, яд; она выплеснула его, произнося эту фразу, которая прозвучала как короткий конспект всей ее жизни — той, что прошла мимо.
— Ладно. Завтра вечером, в восемь.
— Хорошо, в восемь.
Фальшивые письма она сожгла в кафельной печке.
Уже к среде Тойер превосходно подготовился к поездке. Напуганный начальством, он почти не высовывал носа из дома. Но никакой медийной катастрофы пока еще не случилось. А Ильдирим приняла его предложение. Как там все получится?
Фредерсен сидел в гостиной напротив Корнелии.
— Ты сказала, что хочешь нас заложить. Она не ответила.
— Ты понимаешь, что произойдет, если ты попадешь за решетку? Ты понимаешь, какой шум поднимут газеты и прочие СМИ? Девочка убила одноклассника. Такое случается не каждый день. А твой отец? Чем это обернется для него?
— Перестаньте, — холодно заявила она. — Что будет с вами — вот что вас волнует. Ведь вы хотите продолжать и дальше? Или Анатолий был последняя ваша… — Она запнулась и с трудом выдавила из себя: — любовь?
Фредерсен вздохнул и хрустнул костяшками пальцев. Корнелия ненавидела этот звук.
— Вероятно, теперь мне придется очень долго быть крайне осторожным. Еще я подам прошение о переводе в другую школу. Я уеду отсюда и не буду вести ваш класс. Так что нам надо продержаться лишь до лета.
— Мне прислали назад мой альбом, — сообщила Корнелия; ее пробрал ледяной ужас при мысли о том, что они с Фредерсеном сообщники. — В полиции поверили.
— Хорошо, — кивнул Фредерсен. Потом добавил: — Я ненавижу тебя.
Да, конечно. Он ненавидел ее. Она отняла у него Анатолия. Корнелия уставилась на него. Может, он убьет ее? Месть и устранение сообщницы — две веских причины. Она почувствовала, что ей страшно. Значит, она хочет жить.
— Я вернусь в школу. Все будет нормально.
— Обязательно, — подтвердил Фредерсен. — Но нам надо принять меры предосторожности, на тот случай, если за нами кто-нибудь будет шпионить.
— Кому это придет в голову?
— По-моему, комиссар не очень доволен результатами расследования. У меня создалось такое впечатление.
8
Утро четверга, вот уже десять минут как утро.
Зенф сидел в своем сером кресле. Он закрыл все окна. Усталость, преследовавшая его последние несколько недель, иногда сопровождалась болями. Когда он думал о долгом переезде, о тесной комнате в отеле, ему становилось плохо. Как он все это выдержит?
Вещи он собрал уже давным-давно, и прежде всего положил снотворное. Обычно он глотал одну таблетку в неделю: врач настоятельно предупредил, что в противном случае ему грозит зависимость. Но теперь придется принимать их чаще, иначе никак.
Ради пробы он лег в постель и закрыл глаза. Тучи, молнии, события его жизни — перевозбуждение, мозг сам посылал ему картины. Зенф нажал на кнопку лампы-ночника и опять закрыл глаза; сквозь закрытые веки просачивался свет, розовый, как мясо.
Сердце колотилось, он опять сел. Предупреждение по поводу таблеток в той же мере касается и алкоголя. Принимать лишь в крайних случаях и как помощь, но лучше обойтись без него — так сказал врач.
— Господин Зенф, все-таки есть что-то, что вас особенно заботит?
— Нет, нет.
Коллеги сделали ему подарок на Рождество. Хафнер взял выбор на себя, и с тех пор у Зенфа появился маленький домашний бар. Впрочем, можно ли его так назвать, когда там помещаются всего две бутылки? И как раз виски, которое он терпеть не может, и арманьяк, вот его он любил и приобретал в Эльзасе. Но сейчас он открыл виски — сотая попытка прогнать демонов. Ощутил запах — и, едва успев поставить бутылку назад, бросился к раковине.
К пяти часам утра он забылся беспокойным сном: крики, которые не могли вырваться наружу, дрожь, такое чувство, будто находишься в эпицентре взрыва, заполнившего все, развеявшего все, что было, а заодно и будущее.
Запикал будильник: шесть часов. Они договорились на семь. Ему пришлось держаться за штангу душа, чтобы не упасть; он стоял под струями и тихо скулил.
Потом заглянул в зеркало. Желтое, усталое, морщинистое лицо ужаснуло его, но ему, как ни странно, удалось сделать то, чему он научился давным-давно: надеть свое повседневное лицо поверх настоящего, разгладить его черты, заставить глаза блестеть, хоть чуточку побыть нахальным Зенфом.
39 
