– ... и, поскольку она его оттолкнула, он убил ее, перед тем над ней надругавшись самым грязным образом? Как это на него похоже! Альдо обожает свою жену...
– Но эта женщина была до того красива, что и святой не устоял бы! И не в первый раз примерный муж, «обожающий свою жену», как вы говорите, попадается в сети обольстительницы. Впрочем, если мои сведения верны, у Морозини это второй брак? Первая княгиня Морозини умерла, отравившись грибами...
– Которые стоили жизни и старой кухарке семьи, и одной из кузин... Послушайте, комиссар, я с сожалением констатирую, что вы упорно стоите на своем и, несмотря ни на что, считаете Альдо виновным.
– Конечно, нет. Но поймите, что я стараюсь узнать побольше. Ваш друг – итальянец, и потому мы мало о нем знаем. Мне известно, что он – личность выдающаяся, и поверьте, что я совершенно не собираюсь упорствовать в своем обвинении. Пока что у нас есть труп, свидетели и обвиняющее его письмо. Кроме того, ваш друг пропал. Вы говорите, его похитили? А если все произошло не так? Если он вернулся после вашего ухода?
– Чтобы ее убить?
– До чего правдоподобно! И еще вы забыли о том, что, когда мы с Уолкером видели графиню, она спала под действием наркотика и никакого письма у нее в руке не было.
– Кто мне подтвердит, что она была одурманена наркотиком?
– Уолкер. Найдите его!
Но журналиста невозможно было отыскать. Главный редактор «Утра» сообщил Ланглуа, что незадолго до полудня он получил какое-то сообщение и сорвался с места, преисполненный энтузиазма, сказав, что откопал «потрясающую штуку» и что надо «в этом разобраться». И больше ничего объяснять не пожелал...
Назавтра газеты с наслаждением купались в Таниной крови и вовсю охотились за «князем-убийцей», помещая плохонькие фотографии, на которых его едва можно было узнать...
Глава VIII
КОШМАР
– Поверить невозможно! Самая нелепая, дурацкая, бессмысленная история, самая невероятная, бессвязная, бредовая, самая... самая... Дайте мне стакан воды, План-Крепен!
Истощив запасы воздуха и набор прилагательных, лишь в слабой степени способных отразить овладевший ею гнев, маркиза де Соммьер перестала метаться по своему зимнему саду, размахивая смятой газетой, и рухнула в кресло, к которому ее вот уже несколько минут как пытались осторожно подвести. Сев, она вроде бы немного успокоилась, особенно после того, как выпила стакан воды, принесенный Мари-Анжелиной дю План-Крепен, ее компаньонкой, отдаленной родственницей и неизменной рабыней. И, немного отдышавшись, продолжала:
– Альдо! Моего Альдо! Князя Морозини, потомка одной из десяти семей, основавших Венецию, где правили два дожа из его рода! Наконец, моего племянника – вернее, внучатого племянника! – подозревают в том, что он изнасиловал и зарезал любовницу, а потом сбежал, как какой-нибудь кот, укокошивший свою курочку? До чего мы докатились!
Последние слова потонули в перепуганном квохтании Мари-Анжелины:
– О!.. Да где же это мы набрались подобных слов? – воскликнула она, по обыкновению, употребляя первое лицо множественного числа, как делала всегда, обращаясь к старой даме.
– У Франсиса Карко! Вы-то, моя чтица, вы что же, никогда не читали Франсиса Карко? Напрасно: он гениальный писатель! И человек, у которого поистине живительный язык! Прочтите «Иисус – бич Божий»! Немного посвежеете!
Несмотря на то, что после убийства Тани Адальберу пришлось пережить немало поистине трагических часов, услышав это заявление, он не мог удержаться от смеха, и ему стало немного легче. Ничего хорошего нет в том, чтобы все глубже погружаться в пучину отчаяния. Прошло уже пять дней с тех пор, как бесследно исчез Альдо, – равно как, впрочем, и Мартин Уолкер! – и, получив накануне вечером телеграмму из Ниццы, в которой ему предлагалось встретить «тетю Амелию», прибывающую Голубым поездом на Лионский вокзал, он начал испытывать некоторое облегчение. Не существовало человека более энергичного и мужественного, чем эта старая дама, родившаяся во времена Второй Империи, дама, чью решительность, храбрость и чувство юмора он не раз имел возможность оценить. Маркиза была настоящей утонченной великосветской дамой, и потому в ее устах жаргонные словечки звучали особенно сочно.
Она направила на Адальбера свой усыпанный мелкими изумрудами лорнет и негодующий взгляд:
– Почему вы смеетесь? Неужели вы находите это забавным?
– О нет! Простите меня! Но мне впервые случилось рассмеяться с тех пор, как...